Шах и мат

После того как я заплакала в прошлый раз, мне кажется, внутри прорвалась целая плотина. За прошедший месяц я успела порыдать во время просмотра «Моей девочки», после того как учительница Дарси сказала мне, что моя сестра – одаренный ребенок, и когда Сабрина победила на соревнованиях по дерби. Теперь я плакса. Хотя, возможно, всегда ей была.

– Я тоже по тебе скучала.

– Истон… – шмыгаю носом. – У меня ни за что не получится победить в этом дурацком чемпионате.

– Может, и нет. Но это не имеет значения. Ты занимаешься тем, чем всегда хотела, вокруг люди, которые любят тебя, а еще ты делишь номер с лучшей подругой на свете. Правда, ей с недавних пор снова снятся кошмары. Так что тебе повезло, – она переплетает наши пальцы, как мы делали, когда были маленькими. – Мэл. Ты уже победила.

Так мы и засыпаем: моя рука в ее, наши рассыпанные по подушкам волосы спутались.

Все следующее утро мы с Истон исследуем город, и кажется, будто мы не расставались.

Начинается день не очень: спрашиваем у консьержа, как пройти к фонтану Треви, на что в ответ получаем шокированный взгляд и заявление, что он вообще-то находится в Риме, примерно на пятьсот километров южнее. Когда доходим до площади Святого Марка, нас пытается заклевать голубиная стая, после чего мы принимаемся яростно счищать с одежды птичий помет.

Когда уже второй человек просит у меня автограф, мы покупаем две пары дешевых солнцезащитных очков с оправой в форме сердечек и сорок пять минут выбираем муррину в подарок для Ким-ли. Спрашиваем владельца лавочки: «Какая подойдет для человека, у которого любимая певица Тейлор Свифт, а любимый режиссер – Ари Астер?» – и он притворяется, что не понимает по-английски. Мы трижды завтракаем. «Прямо как хоббиты», – повторяем мы, вгрызаясь в печенье «Поцелуй дамы», бенье и местные блинчики. Не то чтобы это какая-то очень смешная шутка, но мы так давно не проводили время вместе, что смеемся над ней целых два моста.

Посмотрите на нас.

Кто бы мог подумать.

Точно не я.

Мы пытаемся сделать селфи на мосту Риальто, когда от Ким-ли приходит сообщение: «Эй, как Италия? »

На мосту полно туристов, пытающихся насладиться видом, но мы проводим минут двадцать у балюстрады, придумывая идеальный ответ.

– Не забудь добавить, что скучаешь по ней, – настаиваю я, пытаясь отобрать у Истон телефон.

– Она подумает, что я навязчивая.

– Она уже отправила тебе сердечко.

– Зеленое сердечко, а это не значит ровным счетом ничего.

– Боже, – я смеюсь. – Ты идиотка. И мне это нравится.

– Заткнись, – ее щеки покраснели, но отнюдь не от холода. – Кстати, когда обсудим, что происходит между тобой и Сойером?

– Никогда. – Я отворачиваюсь, снова любуясь стоящими вплотную симпатичными домами по обеим сторонам Гранд-канала.

– Ха!

– Там не о чем говорить.

– Сомневаюсь, – она пихает меня локтем. – Так как у вас обстоят дела?

– Никак.

Истон выжидающе смотрит, и я пытаюсь быть более открытой и прямолинейной, поэтому говорю:

– Мы не общались после того инцидента с Кохом. Я узнала, что он спонсировал мое пребывание в «Цугцванге». Мы сильно поругались, и на этом все.

– И его устраивает, что вы больше не разговариваете?

– Нолан… – Я замолкаю.

В первый раз. В первый раз после нашей ссоры я произнесла его имя. В первый раз позволила себе признать его существование и эту новую дыру странной формы, которую он оставил у меня в груди. Я сковырнула подзажившую корочку. Рана вновь откроется, и придется признать, что она так и не зажила.

– Думаю, мы оба сказали то, о чем жалеем. – Я сглатываю. – Знали, как сильно могут ранить эти слова. – Снова сглатываю. – В основном это была я.

– Вот что происходит, когда ругаешься с кем-то, кто понимает тебя.

Я закрываю глаза. Напоминание о том, как хорошо понимает меня Нолан, похоже на удар в живот.

– Я обвинила его в том, что он причастен к моему увольнению.

Истон фыркает:

– Что?

– В тот момент мне казалось, что все слишком подозрительно, чтобы быть просто совпадением.

Она начинает смеяться. Затем громче. Сильнее. Группа французских туристов с подозрением косится на нее, но Истон берет себя в руки, когда замечает мой многозначительный взгляд.

– Чувиха, я была там. И больше чем уверена, что все было не так. Боб полыхал огнем с тех самых пор, как твой дядя уехал. Ты мешала ему зарабатывать, и тебя легко можно было заменить.

Я вновь отвожу взгляд, чувствуя внутри раздражение. А затем в первый раз признаюсь – и вслух, и себе самой:

– Я знаю.

– Знаешь?

– Да. Но у меня все еще есть право злиться на него, потому что он не сказал про стипендию.

– Согласна, хотя это не одно и то же. В смысле, если бы он способствовал твоему увольнению, то отнял бы у тебя что-то. Но он дал тебе стипендию. Эти две вещи нельзя сравнивать и…

– Я знаю, – повторяю через сжатые зубы. Она отлично читает мои мысли, и по этой черте Истон я точно не скучала. Какое счастье, что они с Ноланом не знакомы и никогда не познакомятся. – Самое ужасное, когда я обвинила его, он даже не пытался отрицать. Просто сказал… – Я сглатываю.

– Что сказал?