Шах и мат

Дефне кричит. Краем глаза замечаю, как миссис Абебе, моя соседка, не отрываясь смотрит на нас из своего двора. В ее глазах ясно читается: «Нужна помощь?» Я осторожно качаю головой. Дефне похожа на страстную, громкоголосую чирлидершу. Думаю, она мне даже нравится, несмотря на то что пришла обсудить шахматы.

– Вряд ли я первая победила Сойера, – говорю я. На самом деле я знаю, что это не так. Я изучала его партии, когда еще… интересовалась шахматами. Антонов – Сойер, 2013-й, Рим. Сойер – Шанкар, 2016-й, Сиэтл. Энтони – Сойер, 2012-й…

– Нет, но такого давно не было. И, проигрывая, он делает глупые ошибки. Только сейчас не тот случай, насколько я могу судить. Ты просто была… лучше.

– Я не…

– И не то чтобы это твоя первая шахматная победа.

Я в растерянности трясу головой:

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, я немного погуглила и… – Дефне смотрит в экран телефона. У нее чехол с изображением Галактики и надписью «Шах и мат!». – Я нашла статьи о том, как ты побеждала в местных чемпионатах, и фотографии, где ты с завязанными глазами проводишь сеансы одновременной игры. Кстати, ты была очаровательным ребенком. Я даже удивлена, что ты не участвовала в больших турнирах, потому что ты бы там всех порвала.

Я вспыхиваю.

– Моя мама этого не хотела, – выпаливаю я, сама не знаю почему.

Глаза Дефне расширяются.

– Твоя мама не поддерживает твою любовь к шахматам?

– Нет, ничего подобного. Она просто…

Мама обожала мои игры. Она даже выучила правила, чтобы понимать мою бесконечную болтовню о шахматах. Однако не собиралась уступать отцу. Большую часть моего детства самой горячей темой в доме Гринлифов была убежденность отца в том, что ребенок, который настолько хорош в счете и запоминании идей, должен стать профессиональным игроком. Мама отвечала, что не хочет, чтобы я с раннего возраста находилась в гиперконкурентной среде, где каждый сам за себя. В такие моменты из ниоткуда возникала Сабрина и равнодушным тоном спрашивала: «Когда вы закончите спорить о своей любимой дочери, может, уже пообедаем?» В итоге родители договорились, что я начну соревноваться в больших турнирах, когда мне исполнится четырнадцать.

Но когда мне стукнуло четырнадцать, все изменилось.

– Мне было неинтересно.

– Понимаю. Ты дочь Арчи Гринлифа, верно? Думаю, я с ним встречалась…

– Прости, – резко перебиваю я. Резче, чем собиралась, из-за внезапно появившегося горького привкуса во рту. Все эти разговоры похожи на выкапывание трупов из могилы. – Прости, – повторяю уже мягче. – Ты здесь… по какой-то причине?

– Точно, да, – если ее и задела моя резкость, она этого не показывает. Зато удивляет меня следующим заявлением: – Я здесь, чтобы предложить тебе работу.

Я моргаю:

– Работу?

– Агась. Подожди, ты несовершеннолетняя? Потому что если да, возможно, кто-то из твоих родителей мог бы…

– Мне восемнадцать.

– Восемнадцать! Ты сейчас собираешься в колледж?

– Нет, – я сглатываю. – Больше никакой учебы.

– Что ж, все складывается идеально. – Дефне улыбается так широко, будто дарит мне подарок. Будто я буду от него в восторге. Будто сама идея, что я обрадуюсь, поднимает ей настроение. – Расклад такой: у меня есть шахматный клуб. Называется «Цугцванг»[12], он находится в Бруклине, рядом с…

– Я слышала о нем.

Клуб «Маршалл», может, и старейший, и самый прославленный клуб в Нью-Йорке, но в последние годы «Цугцванг» стал знаменит тем, что в нем играют не самые стандартные игроки. У него есть аккаунт в тиктоке, и некоторые видео иногда становятся вирусными. Они много взаимодействуют с шахматным сообществом и устраивают турниры по стрип-шахматам. Я смутно вспоминаю истории о напряженном соперничестве двух клубов. Думаю, этим и объясняется ликование Дефне по поводу моей победы над Сойером, раз он играет за «Маршалл».

– Тут вот какое дело. Некоторые из наших игроков решили использовать свои накачанные шахматами мозги для других занятий, и они отправляются в большой мир, находят себе работу в финансах или другой прибыльной сфере, где не чтят мораль, зарабатывают кучу денег и обожа-а-ают списание налогов. Если совсем коротко, то у нас много спонсоров. И в этом году мы учредили стипендиальную программу.

– Стипендиальную программу? – Она что, хочет, чтобы я взаимодействовала со спонсорами? Может, думает, я бухгалтер?

– В течение года мы будем выплачивать зарплату игроку, у которого есть потенциал стать профи. Тебя будут наставлять и посылать на турниры от нашего имени. Наша основная цель – помочь многообещающим шахматистам начать карьеру. Но мы также мечтаем о том, чтобы с попкорном наблюдать за тем, как ты снова надерешь задницу Нолану. Правда, последнее необязательно.

Я чешу нос:

– Не понимаю.

– Мэллори, я бы очень хотела, чтобы ты стала стипендиаткой «Цугцванга».

До меня не сразу доходят ее слова. Но когда доходят, то все еще крутятся в голове по инерции, потому что теперь я не уверена, что правильно расслышала.

Она только что сказала, что будет платить мне, чтобы я играла в шахматы?