Начальник Путятинского ГУВД Петр Петрович Налетов с утра наработался в саду и присел отдохнуть на скамье возле куртины георгинов. Заветное его местечко. Домочадцы в поисках Петра Петровича прежде всего кидались сюда.
Вчера Петр Петрович вынул из почтового ящика открытку, машинально отметив, что штемпеля нет, открытка доставлена не почтой, а кем-то из актива общества садоводов и цветоводов. На воскресенье назначена городская выставка цветов. Тов. Налетова П. П. приглашают принять участие. «Надеемся увидеть Ваши прекрасные георгины».
Они все еще надеются…
Петр Петрович знал, что его георгины и в самом деле прекрасны. Лучшие в городе. Да что там Путятин! Георгины Петра Петровича и на всесоюзной выставке взяли бы первый приз!
Но опять - как и в прошлом году, и в позапрошлом, и во все прежние годы - Петр Петрович оказался в полной растерянности. Разумеется, он - как и любой цветовод - рад бы увидеть торжество своих любимцев. Но… Служба обязывает! Не очень-то удобно начальнику городской милиции выставлять на обозрение публики свою фамилию в сочетании с цветами, пусть даже такими серьезными и строгими, как георгины. У фамилии начальника милиции должен быть только служебный смысл.
Еще одна причина ежегодных отказов Петра Петровича от участия в выставках составляла тайну, тщательно оберегаемую даже от домочадцев. Цветы на выставку надо принести срезанными. Только так. И значит, придется ради собственного тщеславия занести нож и срубить голову вот этому розовому - «Диадеме»! И снежно-белому - «Зимней сказке». И самому своему любимому - «Пламенному». Нет, никогда!..
Петр Петрович восхищался цветами, но букеты… Букеты он ненавидел. Наследственная черта. Славу налетовских георгинов начал создавать его отец, тоже служивший в милиции, но на должности совсем не боевой, начальником паспортного стола. Отец любил повторять: розами можно любоваться в вазе, георгинами - только в саду.
Вся путятинская милиция к увлечению Петра Петровича относилась одобрительно. Начальству положено иметь какую-нибудь слабость. Это облегчает жизнь коллектива.
«Но все-таки… Может, решиться наконец и выставить моих красавцев? - спросил себя Налетов и сразу же дал категорический ответ: - Нет! Пускай живут!..»
Ему казалось, что «Пламенные» сегодня особенно хороши. А Киселев еще смеет утверждать, будто этот цвет подходит только астрам. Нашел с чем сравнивать! Куда там щуплым астрам до высоких и статных георгинов!
- Петр Петрович! - послышалось от дома. - Вы где?
По дорожке, усыпанной толченым кирпичом, молодцевато вышагивал Егоров из областного управления. Судя по его загадочному лицу, с какими-то важными новостями.
- Красотища тут у вас! - восхитился Егоров и протянул руку к самому статному, самому гордому из «Пламенных».
Петр Петрович и ахнуть не успел. Гордая голова скатилась с плеч.
- А они, оказывается, не пахнут… - разочарованно произнес капитан Егоров, засовывая в петлицу спортивной куртки загубленный безвозвратно шедевр природы.
У Налетова вертелись на языке самые злые слова, но вслух он заговорил с провинциальным радушием:
- Давненько не виделись. Вы с дороги? Проголодались? А я как знал - еще не завтракал.
От завтрака Егоров не отказался.
- Я к вам ненадолго. Искал Фомина, но он куда-то запропал. - Егоров и не догадывался, какую жестокую рану нанес Петру Петровичу, держался, по обыкновению, уверенно, не пряча своего истинного отношения к районным детективам. - Надеюсь, Фомин в мое отсутствие не вышел за границы данных ему поручений?
- Фомин выехал в глубинку, - сообщил Налетов.
Ответ вполне точный и правдивый. Именно в глубинку и заслал сегодня Фомина Петр Петрович. В самую глушь, в лес, где Фомин сейчас наверняка всерьез занялся воспитанием своего слишком активного общественного помощника.
- Впрочем, он мне не так уж и нужен, - небрежно проронил Егоров. - Все вопросы я предпочитаю решать с вами.
Налетов старательно обходил взглядом алый цветок в петлице куртки Егорова.
- Я передам Фомину все ваши указания. Не вижу причин отстранять его от дела.
Егоров чуточку смутился.
- Нет, пусть занимается. Тем более что заниматься осталось недолго.
На террасе, выходящей в сад, их ожидал накрытый стол.
- Быстро у вас! - сказал Егоров.
- Семья работника милиции всегда в готовности номер один. - Петр Петрович подвинул гостю салат, сковородку с яичницей и собственноручно заварил чай.
Оказалось, Егоров прибыл в Путятин прямиком из энской исправительно-трудовой колонии. Уплетая яичницу, он подробно расписывал, как наконец вышел на эту колонию. Как туда добирался самолетами и поездами. Нарочно оттягивал самое главное - что удалось там разузнать.
«Умеет себя подать! - отметил Налетов. - Надо обратить внимание Фомина - пусть поучится, как это делают. А то принесет ценные сведения - и бух, валит прямиком…»
Если отбросить все несущественные детали, которым Егоров придавал многозначительность, новости оказались дельными.
В энской колонии отбывал свой срок много раз осужденный Левчук Григорий Анисимович по кличке Гриня.