Читаем Шахерезада. Тысяча и одно воспоминание полностью

У Ардовых, в присутствии Ахматовой и Раневской, Галина Лонгиновна сказала, что уже начала писать либретто для оперы Алексея Федоровича о Пушкине. Заметила, что Анна Андреевна как-то строго на нее посмотрела и сказала: «Зайдите завтра в пять часов». А Раневская была на стороне Галины Лонгиновны и поддерживала ее в написании этого либретто. На следующий день в назначенный час у Анны Андреевны был разговор с Галиной Лонгиновной, она говорила, что это очень серьезно, что нельзя осквернять память о поэте и т. д. Но постепенно она смягчалась и посоветовала: «А вы сделайте так, как Булгаков, у которого Пушкин в сценарии даже не появляется». Галина Лонгиновна напомнила ей, что такой прием впервые применил великий князь Константин Романов для сценария драмы о Христе, где Христос не является действующим лицом, а о нем лишь говорят другие лица. Но потом эту работу Козловская так и не осуществила.

В один из следующих вечеров Галина Лонгиновна рассказала мне о том, как Анна Андреевна делилась с ней своими исследованиями о Лермонтове (тогда это нигде не было опубликовано). Она тщательно изучила дуэльный кодекс того времени и обнаружила, что те суровые условия дуэли между Лермонтовым и Мартыновым могли по кодексу быть установлены только в случае нанесения оскорбления сестре. Еще выяснилось, что Лермонтов и Мартынов были дальними родственниками. У Мартынова была сестра, за которой Лермонтов ухаживал, но не получил взаимности. Она вела дневник, который, очевидно, свидетельствовал об этом. Мартынов раньше Лермонтова оказался на Кавказе, и его отец передал с Лермонтовым пакет для сына (в котором были деньги и дневник сестры). Лермонтов по приезде вручил ему 500 рублей, а об остальном сказал, что при переправе через реку пакет утонул. Об этом сын написал отцу, и тот ему ответил, что деньги были в том же пакете (т. е. Лермонтов стащил дневник сестры). Это был повод для вызова его на дуэль. Чтобы сестра не оказалась замешана в этой истории, они договорились разыграть при всех сцену оскорбления и вызова на дуэль (хотя условия дуэли были жестче, чем принятые в таких случаях).

А вот некоторые эпизоды, связанные с Александром Николаевичем Вертинским, который стал другом их семьи, хотя сама Галина Лонгиновна сначала долго его песен не принимала. Но Алексей Федорович настаивал, чтобы она сходила на его концерт и послушала. Пошла, и ей понравилось. Считала его большим мастером подтекста. Он ни разу дважды не повторялся в песне, каждый раз у одной и той же песни были новые акценты. Имел очень выразительные руки, весь МХАТ ходил учиться у него пластике рук. Затем они лично познакомились, он был в гостях в этом самом доме. У него с Галиной Лонгиновной завязалась переписка. Он писал: «Если Вы вдруг сойдете с ума и решите продать свой дом, то только мне. Я буду писать там «Гамлета» и вспомню имена всех своих любовниц». Был необыкновенным рассказчиком. Так, вспомнил один случай – обед на высшем уровне на Тайване у Чан Кайши[147]. Стол, уставлен множеством разных яств. Затем стол убирается вниз и снова поднимается, а на нем – живая обезьянка. Человек отрубает ей полчерепа, и китайцы едят живой мозг обезьяны. Вертинскому стало дурно, и он выбежал из комнаты.

История его смерти, рассказанная его аккомпаниатором. Хотел омолодиться и принимал для этого новокаин. Галина Лонгиновна его предостерегала (двое ее знакомых умерли от этого). Он писал сценарий фильма «Дым без Отечества» и хотел делать пластическую операцию рук, чтобы играть в этом фильме. Первая читка состоялась в Ленинграде, сценарий всем очень понравился, и уже думали начать постановку. Он пришел после читки в свою гостиницу «Астория», был радостен, говорил, что прекрасно себя чувствует. И вдруг попросил валидол (стало плохо с сердцем) и умер.

В этом доме бывал и другой ее знаменитый друг: скульптор Эрнст Неизвестный. Это было в ту пору, когда он на конкурсе в Италии на лучшее изображение Данте получил сразу две первые премии – по скульптуре и по графике. У нас в стране его сильно травили, Хрущев его ругал, но в результате семья попросила сделать надгробье именно Эрнста Неизвестного.

Короткая поездка в Самарканд

Перейти на страницу:

Все книги серии Мемуары – XX век

Дом на Старой площади
Дом на Старой площади

Андрей Колесников — эксперт Московского центра Карнеги, автор нескольких книг, среди которых «Спичрайтеры», «Семидесятые и ранее», «Холодная война на льду». Его отец — Владимир Колесников, работник аппарата ЦК КПСС — оставил короткие воспоминания. И сын «ответил за отца» — написал комментарии, личные и историко-социологические, к этим мемуарам. Довоенное детство, военное отрочество, послевоенная юность. Обстоятельства случившихся и не случившихся арестов. Любовь к еврейке, дочери врага народа, ставшей женой в эпоху борьбы с «космополитами». Карьера партработника. Череда советских политиков, проходящих через повествование, как по коридорам здания Центрального комитета на Старой площади… И портреты близких друзей из советского среднего класса, заставших войну и оттепель, застой и перестройку, принявших новые времена или не смирившихся с ними.Эта книга — и попытка понять советскую Атлантиду, затонувшую, но все еще посылающую сигналы из-под толщи тяжелой воды истории, и запоздалый разговор сына с отцом о том, что было главным в жизни нескольких поколений.

Андрей Владимирович Колесников

Биографии и Мемуары / Документальное
Серебряный век в нашем доме
Серебряный век в нашем доме

Софья Богатырева родилась в семье известного писателя Александра Ивича. Закончила филологический факультет Московского университета, занималась детской литературой и детским творчеством, в дальнейшем – литературой Серебряного века. Автор книг для детей и подростков, трехсот с лишним статей, исследований и эссе, опубликованных в русских, американских и европейских изданиях, а также аудиокниги литературных воспоминаний, по которым сняты три документальных телефильма. Профессор Денверского университета, почетный член National Slavic Honor Society (США). В книге "Серебряный век в нашем доме" звучат два голоса: ее отца – в рассказах о культурной жизни Петербурга десятых – двадцатых годов, его друзьях и знакомых: Александре Блоке, Андрее Белом, Михаиле Кузмине, Владиславе Ходасевиче, Осипе Мандельштаме, Михаиле Зощенко, Александре Головине, о брате Сергее Бернштейне, и ее собственные воспоминания о Борисе Пастернаке, Анне Ахматовой, Надежде Мандельштам, Юрии Олеше, Викторе Шкловском, Романе Якобсоне, Нине Берберовой, Лиле Брик – тех, с кем ей посчастливилось встретиться в родном доме, где "все всегда происходило не так, как у людей".

Софья Игнатьевна Богатырева

Биографии и Мемуары

Похожие книги