Шахматист

Я ошибочно предполагал, что всё плохое осталось в прошлом. Мне словно память отшибло про наше незакрытое дело. Приехав в участок, я обнаружил два неприятных сюрприза. Вернее, два новых трупа. Первый я уже видел при аресте моего товарища, а вот второй обнаружили сегодня ночью. Зайдя в кабинет, я сел и увидев огроменную стопку бумаг, громко вздохнул, растирая руками лоб. Вдруг в кабинет вошла Лера и увидела моё состояние. Она подошла ко мне и положила руку на плечо.

— О да! Вот она, радость работы следователем, — пошутила девушка.

— Ничего, вот когда этот гад попадётся, я его накормлю всеми этими бумагами. Он уже на крючке, — со злостью произнёс я, выходя в коридор.

— Надеюсь… Сергеич сегодня какой-то странный, — сменила тему Лера, наблюдая за тем как я закрывал дверь ключом.

— А когда он не такой? — пошутил я.

Лера засмеялась. У неё очень красивая улыбка. Да, просто невероятная. Она продолжила:

— Сегодня он страннее обычного. Чего он хочет?

Сергеич заметил нас в коридоре и продолжил за меня диалог:

— Жду, когда Валерия расскажет нам правду, —

Он был даже суровее обычного.

— Ты это о чем? — недоумевала коллега.

— Я про Ветвицкого. Вы же не просто друзья? — произнёс он.

— Сергеич! От тебя ничего не скрыть, чёрт возьми! — воскликнула она.

Я стоял в недоумении и надежде. Может, он её двоюродный брат или дальний родственник? Ну не может быть, чтобы он… Нет. Совершенно не так.

— Я вообще не обязана вам ничего говорить про свою личную жизнь.

— Пф! Я лишь предположил, а ты подтвердила. Психологи не маги, читающие мысли, но всё же язык твоего тела натолкнул меня на это, — улыбался Сергеич.

Конечно. Вот он — «Сашечка». Глупо было надеяться на что-то другое… Я вдохнул поглубже через нос и, казалось, перестал дышать. Наверняка всем было слышно, как бьётся мой пульс. По крайней мере я чувствовал, как пульсируют вены. Меня превратили в одно полыхающее сердце, медленно сгорающее дотла.

— Я хотела сказать в кафе, а ты… Слов нет, какой ты, Сергеич! — Лера вспомнила про моё существование, — Миш, ты чего?

— Да задумался по поводу дела. А о любовно-морковной истории потом поговорим, как ты и хотела, — произнёс я с самой фальшивой улыбкой в мире.

— Верно. Я пошла проводить второе вскрытие, а вы пока обсудите первое. Может, что интересное найдёте. — девушка всучила нам папку с отчётом.

— Спасибо. До встречи. — прихватив Сергеича, сказал я.

Мы зашли в кабинет. Я положил папку с левой стороны и принялся рассматривать тяжеленную стопку бумаг, а после читать отчёт. Сергеич, осмотрев меня, произнёс:

— Вы верно считаете, что я плохой психолог.

— Почему это? — недоумевал я

— Будешь отрицать разбитое сердце, Миша? Думаешь, это поможет? — сказал Сергеич с сочувственным взглядом.

— Оно у меня давно разбито, — отпирался я.

— Не спорю. Но какой смысл лгать себе, что сейчас тебе не плохо?

Сергеич сел рядом. Он смотрел на меня в надежде, что я признаюсь. Он видел сердце, в которое я превратился. Не потому, что он психолог, а потому, что он слишком хорошо меня знал. Он был моим наставником, вторым отцом. Помню, в деле Х именно он привлёк Дмитрия Владимировичем мне на помощь, и он поддерживал меня. Помню, как рыдал в его кабинете, когда понял, что натворил. А главное, что ему придётся исправлять мою ошибку. Он помогал мне, хотя и не был обязан. Я благодарен ему за это. Даже сейчас он читал меня как открытую книгу.

— Я не вру. Не выдумывай, Сергеич! — отмахнулся я.

Да, я отмазывался. Я лгал себе, потому что иначе бы все увидели мою слабость. Я этого не хотел. Он посмотрел на меня и с грустью выдохнул. Ни мои, ни его надежды не оправдались.

— Хорошо, как скажешь, — сдался он, хлопнув меня по плечу.

— Давай поработаем, ладно? — попросил я.

Он кивнул, а я начал озвучивать результаты Лериного отчёта:

— Судя по тому, что я прочёл, жертву зовут Пономаренко Данил Алексеевич, 35 лет, по званию — майор полиции. Найден на перекрёстке Пушкинской улицы и площади Советов. Время смерти 3:40. По показанию полицейских — вёл патруль, затем отключил рацию, на связь не выходил, коллеги решили съездить к нему, проверить, всё ли хорошо, и, собственно, обнаружили труп. На манжете слон и следы нового препарата, — подытожил я.

— Не густо. Но раньше он не выбирал полицейских. Думаю, это важная деталь в понимании его логики. Какой-то он неоднозначный. Это вполне нормально. Множество маньяков меняли почерк из-за внешних обстоятельств. Для серийных убийц это менее характерно, но всё же встречается. Но наш Шахматист играет в киношного убийцу. Ему нравится заигрывать с нами, а это большая редкость. Значит, смены препаратов и жертвы для него не играют главную роль. Он вполне себе здраво мыслит.

— Мне послышалось? Ты признался, что был не прав? — измывался я.

— Да, да! Отвали! Вообще-то все могут ошибаться, — возмутился Сергеевиич, — Давай письмо уже читай!

Я засмеялся и, взяв в руки письмо, приступил к чтению вслух: