Шахматы из слоновой кости

В средние века в Англии был принят закон, в соответствии с которым каждый, кто имел дерзость предсказывать погоду, шел под суд. С годами сие законоположение утратило силу, и служба погоды на Британских островах давно ужо стала безбоязненно объявлять свои соображения и по радио и в газетах, однако существование ее носило как бы подпольный характер: формально отмена средневекового закона состоялась совсем недавно.

У нас в стране отношение к погодным провидцам вполне лояльное. Больше того: во многих журналах нередко встречаются публикации различных народных примет, изучив которые, можно смело открывать гидрометцентр на дому. А если к приметам еще добавить радикулитную поясницу и застарелый ревматизм, преклонение домочадцев обеспечено. При благоприятном стечении обстоятельств не исключена вероятность приобретения и более широкой славы.

Чем же отличается от такого доморощенного синоптика чудак из Темиртау? Нет ведь, в самом деле, в его распоряжении метеорологических спутников, локаторов, воздушных шаров, напичканных приборами. Насколько я знаю, и сотрудников-то на метеостанции всего двое – начальник ее (сам Дьяков) и один метеонаблюдатель (его жена). Откуда же он берет смелость замахиваться на половину длины экватора? Откуда берет и на чем базируется, на что опирается?

Как известно, современная служба погоды – это, прежде всего, изучение огромного потока метеорологической информации со всех концов земного шара и из космоса.

Для того чтобы рассчитать прогноз погоды на ближайшие сутки в одном каком-нибудь пункте – в том же Темиртау, скажем,- нужно знать погоду окрест на территории радиусом, по меньшей мере, в тысячу километров. Это – на сутки вперед, а тут человек осмеливается на долгосрочный прогноз, по поводу которого в настольном синоптическом календаре 1968 года сказано:

«По мнению ученых, проблема долгосрочного прогноза погоды является одной из самых трудных проблем мировой науки».

Вот так: одной из самых трудных! А какой-то «старик с ревматизмом» в одиночку, на свой страх и риск берется эту проблему решать.

…Я приехал в Темиртау под вечер.

– Бабуля, не подскажете, где тут Дьяков живет?

– Это который – бог погоды? К нему надо за линию, во-он на туё гору. Линию как перейдешь, высматривай колпак белый над избами – на него и правь.

В распадке между поросшими сосняком увалами проскользнула ужом рельсовая колея; по обе стороны от нее, на пологих склонах, пригрелся на солнышке горняцкий поселок Темиртау.

В центре поселка три крутобокие конусообразные горы, три террикона. Один из них – действующий: на острую макушку его, к автоматическому опрокидывателю, ползут по рельсам вагонетки, вываливают на склоны серые камни: это пустая порода. Извлеченные из нее ценности остались где-то там, у подножия, под них подадут не вагонетки – вагоны и увезут по рельсам на Кузнецкий металлургический комбинат.

Главная улица поселка вежливо огибает искусственные горы, вершины которых кажутся выше гор, сработанных природой: такая уж она в этом месте низкорослая, Горная Шория, рядом с Саянами поставь – до пояса не дотянется.

Улица огибает терриконы, спускается к рельсам, за ними – речушка, за речушкой: – снова подъем. Там, среди карабкающихся по скату домов, уже просматривается небольшой белый купол.

Еще пять минут – и я останавливаюсь перед обыкновенным крестьянским домом с шиферной крышей; на задах у него – стожок сена, огороженный жердями, а выше по склону – кирпичная башенка, увенчанная астрономическим куполом, что служил мне ориентиром. К башенке примыкает продолговатая, вросшая в землю избенка.

– Здесь я живу, – кивает на шиферную крышу Дьяков, которого я встретил у дома, – а вот там мой кабинет, – он приглашает меня в избенку, – С тридцать шестого года служит…

Сначала – прихожка, ровно половину которой занимает печь с плитой, потом – «полезная площадь»: шагов пять в длину, три – в ширину; перегородка делит комнатку надвое. Хозяин, коренастый, порывистый, до краев заполняет все свободное пространство.

Основная часть избы отдана столам, шкафам, книгам, газетам, журналам, рулонам миллиметровки, каким-то зачехленным приборам, разнообразным фотопринадлежностям, включая громоздкий фотоувеличитель… Во второй клетушке чудом уместилась еще и кровать. Или, лучше сказать, койка. Типа солдатской.

– Часто до глубокой ночи приходится работать, так чтобы семью не беспокоить, здесь и сосну…

Я интересуюсь, как ему удалось с такой поражающей точностью предсказать «Инес», на чем строил он свой прогноз?

– На чем? – он стремительно пересекает из конца в конец все свободное пространство. – На чем, спрашиваете? На крамоле…

Останавливается надо мной, похожий на лыжника, готового низринуться с неведомого трамплина в упругую пустоту. Но так как ни лыж, ни трамплина в наличии не

имеется, вся нерастраченная энергия обрушивается на меня.

– «Инес», «Ида», «Эмма», «Шерли», «Бесс» и все другие предсказанные мною ураганы – сплошная крамола, одна крамола и ничего больше, подпольный авантюризм одичавшего в тайге старика…