Наконец, «уши» могли появиться у Геродота еще и вот почему. Например, могли говорить так: маг Лжесмердис погиб «из-за ушей». Однако из романовской истории начала XVII века хорошо известно, отчего погиб «Лже»-Дмитрий. «Из-за царя» Василия ШУЙСКОГО, который выступил против Самозванца и в итоге убил его. Но ведь из фамилии ШУЙСКИЙ летописцы тоже могли извлечь слово УШИ. Так вместо правильного выражения: «погиб из-за Шуйского», могло получиться фантастическое: «погиб из-за УШЕЙ». Тем более, что в основе фамилии ШУЙСКИЙ лежало старое слово ШУЯ. Слова ШУЯ и УШИ очень близки. Здесь уместно отметить, что недаром историки говорят о людях, которых именовали «„УШНИКАМИ“ царя Василия Шуйского» [780:1], с. 434. Это были сторонники Шуйского. Кстати, по поводу Василия Шуйского говорили: «Государь де наш князь Василей НЕ ПОСТРИЖЕН» [780:1], с. 434.
Обратим также внимание на фразу Геродота, что над персами «владыка мидянин, маг, и к тому же БЕЗУХИЙ» [163], с. 162. Вскоре маг будет убит и вместо него воцарится Дарий, у которого уши есть. Геродот как бы противопоставляет безухого самозванца настоящему правителю «с ушами». Но ведь в русской истории XVII века самозванца сменил ЦАРЬ Василий ШУЙСКИЙ. То есть сначала «не было Шуйского-царя», а потом стал Шуйский-царь. То есть «безухий» как бы сменился на «ушастого».
Вот все и становится на свои места. Русское прозвище РАССТРИГА, применявшееся к «Лже-Дмитрию», породило у «древнейших» авторов несколько искаженных фантазий на тему «отрезанных ушей». Одно из отражений попало на страницы «древне»-персидской поэмы Шахнаме. И дало повод к глубокомысленным рассуждениям о «раненном мечом ухе Пирана». Путаясь в далеких событиях, Фирдоуси решил, что ухо было поранено не у царевича, а у его преследователя Пирана (Боярина?).
Итак, мы натолкнулись на еще одно независимое подтверждение правильности обнаруженного параллелизма.
3.3. Смертельно опасная переправа через большую реку
Пойдем дальше. Царевич Хосров, воитель Гив и царица Ференгис подходят в большой реке Джейхун. Стали искать переправу. Наконец, нашли, и начали просить стража переправы дать им челн, чтобы перебраться на другую сторону реки. Однако страж заупрямился и стал требовать огромной платы за судно. А именно, — отдайте мне хотя бы один из ваших четырех кладов! Гив возмутился, назвал притязания наглеца бессмысленным бредом и в конце концов заявил: «Сгинь, жалкий скупец! Твоего нам челна не надо: и так донесет нас волна», с. 331.
Все трое — Хосров, Ференгис и Гив — бросаются в полноводные воды Джейхуна и переплывают широкую реку. «На берег выходят, Джейхун переплыв, Хосров, Ференгис и бестрепетный Гив. Все трое спаслись. Повелитель владык омыл по обряду и тело, и лик…
Увидя, что им покорилась вода, в смятенье пришел охранявший суда. „Не чудо ль? — толкует помощникам он, — Ничем бы я не был сильней изумлен. ДЖЕЙХУН МНОГОВОДНЫЙ, весенние дни, три панциря, три скакуна, три брони — и все ж переправа свершилась. Тому поверить, клянусь, не под силу уму!“ Раскаялся страж в неразумных речах и в сердце немалый почувствовал страх. Челн выбрал. ЕГО РАЗУКРАСИЛ КАК МОГ, и парус напрягши, погнал он челнок. Как только он реку успел переплыть — униженно стал о прощенье молить, дары предлагает властителю стран…
„Безмозглый ты пес! — откликается Гив, — ТЫ ДУМАЛ, ПОГУБИТ НАС ВЕШНИЙ РАЗЛИВ? Царь, слава которого столь высока, челнок попросил — ты не дал челнока“…
В испуге отходит хранитель судов, ОН С ЖИЗНЬЮ УЖЕ РАСПРОСТИТЬСЯ ГОТОВ», с. 332–333.
И тут вместе с новой дружиной появляется сам туранский царь Афрасьяб, лично отправившийся в погоню за царевичем Хосровом. Он гневно распекает стража переправы, но в ответ услыхал, что царевич, его мать и воитель бросились в реку и благополучно выплыли на другой стороне. Афрасьяб приказывает подготовить суда для переправы его дружины через реку Джейхун, однако туранец Хуман предлагает ему отказаться от дальнейшей погони. Дескать, перейдя реку и вступив на территорию Ирана, ты нарушишь границу, совершишь агрессию. В ответ поднимется все иранское войско во главе с выдающимися полководцами. И неясно — чем все кончится. Отступись! Подумав, Афрасьяб соглашается и поворачивает назад. Так спаслись беглецы.
О чем тут рассказано? Костяк иранского сюжета таков. Большая полноводная река преграждает путь. Царевичу, его матери и сопровождающему царедворцу грозит смертельная опасность. Они бросаются в реку и переплывают ее. По-царски украшенное судно, на борту которого — начальник переправы, пересекает реку якобы вслед за ними.
Есть ли в истории русско-ордынского Дмитрия что-нибудь похожее? Есть, и об этом мы уже говорили. Напоминаем.