Но ведь где-то там, за стенами города, должен быть караван-сарай! Можно продать сапоги, чтобы пустили на ночлег, просто так, в теплое сено…
Он долго шёл и шёл, но не было никакого города, никакой крепости, а значит, не было и караван-сарая у стен, и не было кочевников с табунами теплых верблюдов, не было ни клочка сена, — только стылые горы, которые не столько виделись, сколько грезились дневной памятью, и холодные, оказывается, равнодушные звезды…
Вдруг всё заколыхалось, заходило ходуном.
13. Пепси-тело
Мальчика растормошили.
Старший Вожатый, Мистер Но, вполголоса, официальным тоном, проговорил, назвав по фамилии, дохнув спиртовым перегаром:
— Одетым, на выход, в штаб!..
Если кто-то и слышал слова Старшего Вожатого… В них не было ничего необычного.
Мальчик, как обычно, был одет, поэтому оставалось только обуться. Зашнуровав кеды, он вышел вслед за Мистером Но.
За палаткой Мистер Но вскинул голову, луна осветила пол-лица, хотел сказать, но поперхнулся, скривил прослезившееся лицо:
— Предатель! — и двинулся к Мальчику.
Но Мальчик, готовый к нападению, отпрыгнул в сторону, огляделся, куда можно было бежать.
— Стой! — скрывая волнение, глухо прошептал Мистер Но. — Идем в штаб, нас с тобой действительно вызывает начальник! Шагом марш! — и повернулся и пошел, демонстрируя уверенность и спокойствие.
Мальчик пошел за Мистером Но на безопасном, как ему казалось, расстоянии. Они пересекли Марсово поле с черным пятном посредине. Когда проходили мимо валунов, Мистер Но резко подскочил, крутнулся в воздухе на полный оборот тела и, приземлившись, сделал два прыжка к Мальчику, схватив его за плечи мертвой хваткой.
— Ну, с кем ты споришь, малыш, с десантурой? Ты зачем остригся? Кого ты спросил?
Он увлек Мальчика к камням, толкнул его в грудь — Мальчик не удержался на ногах и сел на землю. Сзади камни, впереди ловкий Мистер Но, остается только кричать и звать на помощь.
Опять Мистер Но прочитал его мысли:
— Посиди, не спеши, я тебя не трону, выслушай! Ведь человек имеет право быть хотя бы выслушанным? Да? — и повторил требовательно: — Да?
— Да… — прошептал мальчик.
Мистер Но встал на колени в отдалении от Мальчика, чтобы тот был спокоен и чувствовал себя в безопасности, демонстрировал равенство, и радостно, горячечно зашептал:
— Наступают другие времена! Долгожданные! Это трудно выразить словами, все слова бедны. Человек рожден свободным! Я грешен и зажат, а ты дик и чист. Пластилин, из которого можно вылепить… Нет-нет, ты сам будешь лепить из себя, вернее, себя… Это и есть истинное творчество. А я буду только жить при тебе и … Извини за сумбур, который, наверное, мешает тебе понимать меня, но ты умный человек, поэтому не воспринимай мою речь буквально, а…
Он опустил голову, понимая, что уточнениями только запутывает слушателя.
— Хорошо. Постараюсь быть понятней. Итак, ты ведь романтическая натура. Не возражай, это мне заметно больше, чем тебе. Но чтобы выразить себя в этом, загнанном традициями мире, тебе приходится искать смысла в математике, геометрии — абстрактных, безжизненных науках. Если всё оставить, как прежде, то ты так и проживешь одиноким молчуном, имея нелюбимую жену и пару неблагодарных, как окажется, детей! Вдумайся, ведь возможно, твоя мать искала свою негу в экзотике… Она достойна большего уважения, чем ты, упрямствующий в своей… Своей якобы обычности, почвенности, традиционности, сакраментальности, или как там у них всё это называют.
— Вот мусульманам запрещено изображать тварей божьих, зверей, рыб, птиц, людей… И выросло особое, знаковое, символическое искусство, которое, однако, гораздо бедней мирового. У них нет живописи, тонок культурный слой, и все от традиций, запретов…
Мистер Но замолчал, разочарованно покачал головой.
— Опять не то. Хорошо, буду откровенней, если хочешь, я вывернусь наизнанку, иначе ты меня никогда не поймешь.
Он потер ладонями лицо, решаясь на откровенность.
— Мне нельзя в горы, но я каждое лето уезжаю в эти… нагромождения вершин, только похожих на храмовые купола. Где я только не был! Горные пустыни, конечно, не отменяют одиночества, но здешнее изгойство лучше, чем сиротливость в мегаполисе, среди таких же калек, как и ты сам, хотя там можно вступить в любое сообщество, даже самое экзотичное, соответствующее твоему уникальному уродству, но везде будет суета и горечь. Увы, не та горечь, сладкая, а торопливо-затхлая, корыстная, коммунально-стадная, разнесенная по всей стае!.. Горечь, горечь, вечный привкус на губах твоих, о страсть! Это не я, это поэтесса, которую… любил мой друг.
Мистер Но ткнул пальцем себе в плечо, где под рубашкой пряталась вечная татуировка.