– Но как начальник шахты обещаю, как бы трудно нам ни было, месяцев через десять начнем строительство домов. И я поставлю вопрос о первоочередном выделении комнат заслуженным рабочим, таким, как ты. Глядишь, и оставшимся в общежитии полегче станет.
Старик встрепенулся, лицо его начало быстро светлеть. Он долго, прочувствованно тряс руку начальника. Слепко, со своей стороны, пообещал обсудить это дело на ближайшем парткоме. Федорчук церемонно откланялся.
– Я думаю, все-таки… – занудел, по обыкновению, Шевцов, но тут в кабинет разом вломилось пятеро обозленных мужиков. Створка грохнула о шкаф, упало и зазвенело что-то стеклянное.
Чернявый детина в распахнутом бушлате и красном детском шарфике, обмотанном вокруг загорелой жилистой шеи, по-хозяйски расположился на стуле.
– Так что принимай гостей, гражданин начальник!
– Ты, собственно, по какому делу? Как фамилия? С какого участка? – Слепко внешне остался невозмутимым, навидался уже всякого. – Товарищи, я же просил заходить по одному, душно очень!
– А дело у нас простое, – процедил детина. – Мы так понимаем, ты и впредь намереваешься измываться над пролетариатом. Сами небось в отдельных квартерах живете, кофей-какаву распиваете…
– Не можем больше, – закричал другой, по виду татарин, – никак не можем, жениться не можем, работали-работали, да?
Слепко начал объяснять про тяжесть международного положения, но вошедшие заорали все разом:
– Хорош! Налопались уже этого дерьма… Переселяй прямо теперь куды хочешь! Мы на тебя управу найдем!
Чернявый, ухмыляясь, поднял руку. Крики смолкли.
– Вот что, начальник, ты нам сейчас жилплощадь выдели, или пущай кадровик нам книжки вернет. Уволимся всей общагой к такой-то матери. Один только Федорчук останется. Заживет старый хрен, как король, – заржал чернявый.
– Переселить вас сейчас я не могу. Не могу и книжки отдать, пока не вернете аванса или не отработаете до конца месяца. Вот тогда и поговорим, только уж с каждым по отдельности. А сейчас немедленно покиньте помещение! – Евгений сделал вид, что собирается что-то записать.
– До конца месяца?! Ишь, чего удумал! Врешь, не имеешь права книжки задерживать! Мы тебе не рабы подневольные, у нас, чай, советская власть!
Запах перегара сделался чрезвычайно отчетливым.
– Ша, робяты, тихо! – вновь утихомирил своих чернявый. – А то как бы гражданин начальник не надумал фулюганство нам припаять. Вот что, – обернулся он к Евгению, – мы свои права знаем, пока книжки не вернешь, никуда отсюдова не уйдем! Рассаживайся, братва!
Двое уселись на диван, грубо отпихнув Шевцова, один – на свободный стул в углу. Татарин сел просто на корточки.
– Ну, тогда я сам уйду! – решительно поднялся Слепко. – Разговаривать в таком тоне я не намерен.
– Евгений Семенович! – подскочил вдруг Шевцов. – Вы должны!..
– Погоди, Андрей, видишь, не до тебя теперь, – отмахнулся Слепко.
– Нет, ты не уйдешь! Будешь тут с нами сидеть, пока книжки не отдашь или приказ о переселении не подпишешь. Тоже, дурачков нашел. Посмотрим, как еще твои тебя приласкают, если счас человек сто или двести разом поувольняется!
– Правильно! Пиши давай приказ, начальник. Понимаешь, работали-работали! – крикнул татарин.
– Хорошо, я распоряжусь…
– Во! Другое дело! Давай, распоряжайся.
– Ну ладно, – Евгений снял трубку. – Милицию!
Бац! Чернявый выбил трубку у него из руки, аппарат с грохотом полетел на пол.
– Потише, друг, с телефоном, – зло сощурился он, – неровен час, сломается. Давай пиши лучше приказ.
– А ну, очистить немедленно помещение! Шевцов, чего сидишь? Беги, скажи, чтобы людей сюда прислали и милицию, чтобы немедленно!
Шевцов опять что-то беспомощно залепетал.
«Размазня интеллигентская, – выругался про себя Слепко. – Однако нужно что-то предпринимать, может, написать все-таки Васильеву, они – туда, а я пока милицию вызову…»
Но чернявый, подозрительно вглядывавшийся ему в лицо, вдруг ощерился, сам назвал в трубку номер отдела кадров, благо список телефонов лежал тут же под стеклом, и прошипел Евгению:
– На, скажи ему, чтобы пёр сюда все книжки, какие ни на есть. Мы тут сами разберемся. Только смотри, если что…
В коридоре и на улице собралась уже немалая толпа. Дело принимало очень дурной оборот. В протянутой ему трубке раздавались короткие гудки.
– Ты не тот номер назвал, этот список старый, – любезно сообщил Евгений чернявому.
– Ладно, а какой – тот?
Начальник шахты решительно крутанул ручку индуктора и закричал:
– Два – сорок два! Говорит начальник шахты Слепко! Немедленно высылайте наряд в контору. Шахта двадцать три!
Чернявый, так и не выпустивший трубку, свободной рукой врезал начальнику в челюсть. Евгений грохнулся на пол.
– Ты куда звонил, гад? – выдохнул громила, потрясая оторванной трубкой. – Обмануть вздумал? На! – и он пребольно пихнул Евгения сапогом под ребра. Хорошо еще, что не было места для нормального замаха.
Мужики, плотно набившиеся в кабинет, заголосили:
– Гад! Гад ползучий! Обмануть хотел!
В коридоре подхватили, причем громче других звучали тонкие бабьи голоса.