Шахта

Воротился он нескоро, молча отдал жене кулек с солью, сам сел за стол, бутылку принесенную откупорил, налил стакан до краев, выпил. «Страшная беда вчера на шахте случилась». – «Какая такая беда?» – «Газ-метан взорвался, всех наших мужиков поубивало, а ты что, не знала разве?» – «Не знала, Васенька». Поднялся он тогда из-за стола, подошел и как бы в задумчивости поглядел на нее. Дарья перед ним стояла, руки покрасневшие опустив, стирала она как раз, и улыбалась жалко. Василий со всей силы ударил ее сапогом в живот. Она упала, изогнулась, хватая ртом воздух, заскулила по-звериному. А он топтал ее, пока она окончательно не умолкла, и после этого еще долго продолжал топтать. Потом вышел спокойно из дому, запер дверь и к шахте направился.

Там такая неразбериха творилась, еще хуже, чем накануне. Бабы воют-убиваются, полиция, доктора, господа всякие. Под землю никто не спускался еще, ждали, пока выработки сами от угарного газа проветрятся. Шубин у всех на глазах прямо в клеть пошел. «А ну, спускайте меня!» – кричит. Клетьевой перечить не решился, спустил. Ни лампочки, ни еды, ничего у него с собой не было. На другой день, когда Дашино изувеченное тело нашли, приказ отдан был арестовать его. А как? Где он, все знали, но идти за ним в шахту никто не соглашался. Тогда двоих городовых у клети стеречь поставили. Так они там и стояли, чуть не месяц, покуда начальству не надоело. Исчез Шубин. Когда потом тела погибших собирали, его тела не нашли.

Новых рабочих набрали за полуторную плату, и то еще многие не соглашались. Пришлось Жану Леопольдычу раскошелиться. Он, оставшись разом без жены и полюбовницы, затосковал и тоже за границу подался. Сказывают, цельный час на коленках стоял, пока супружница его не простила. Брошь он ей тогда презентовал – цены неимоверной. Вроде бы там из наидрагоценнейших камней птичка выложена была, а вокруг нее всё листики изумрудные да цветочки рубиновые. Цельное состояние та брошь стоила.

– А у Александры Михайловны тоже такая брошь есть! И птица на ней, и цветочки! – взволнованно прозвенел пионерский голосок. Все головы разом повернулись к обомлевшей завучихе, а та судорожно схватилась за свою брошь, приколотую, как всегда, под подбородком.

– Да нет, ребятки, брошку вашей Александры Михайловны все знают. Птичка там кое-какая имеется, это верно, а только вся цена ей – рупь с полтиной. А та, про которую я рассказывал, многих тысяч стоила. Уж вы мне поверьте.

Сгинул, значит, Шубин, а по поселку жуткие слухи поползли, будто видели его в заброшенных выработках и глаза его горели при этом зеленым огнем. Якобы грозил он шахтерам костяным пальцем и тут же пропадал. Еще сказывали, что все обвалы да взрывы на нашей шахте Шубин устраивает, и тот страшный взрыв тоже он подстроил. До стачки дошло. Администрация жандармерию вызвала, а рабочие им: «Вы, господа хорошие, вместе с нами под землю пожалуйте, заодно проверите там, врем мы про Шубина или нет». Жандармы и отступились. Дело приняло совсем неприятный оборот. Уже открыто в поселке болтали, что Шубин под землей окончательно черной шерстью оброс, рога и копыта у него, подстерегает он отбившихся шахтеров и кровь ихнюю пьет. Пришлось штейгеру самому в шахту лезть, выяснять, что там за дьявол такой поселился. Цельную неделю он с электрическим фонариком, револьвером и склянкой со святой водицей по выработкам лазил, совсем с лица спал, задумываться даже начал, потому что тоже слышал несколько раз как бы цоканье копыт. Наконец изловил он того «дьявола». Выволок из шахты при всем честном народе здоровенного черного козла. А люди ему: «Как этот самый козел мог под землю попасть? И чем он там, к примеру, питался?» Еще пуще пугаться начали. Тем более что на следующий день, как штейгер козла-то вытащил, опять сильный взрыв случился. Тут уж все удостоверились – это Шубин играет, мстит хозяевам за то, что душу его невинную сгубили.

С тех пор, шахта «Леопольд» захирела. Потом – война, революция, разруха начались. Уже когда в наше советское время восстановили ее, тоже много всякого было: и взрывы, и пожары, и затапливало не раз. И посейчас, когда такое происходит, старые люди всегда говорят: «Это Шубин играет!» А какой такой Шубин, уж и не помнит никто.

Давно уже закончился урок, а шестой «Б» все слушал рассказ Федорчука. Наконец он замолчал, вынул носовой платок и громко высморкался. Пацаны зашевелились, зашумели, посыпалось множество ненужных вопросов, но Александра Михайловна решительно взяла ситуацию в свои руки.

– Давайте поблагодарим Егора Егорыча за интересный рассказ. Он очень живо изложил нам известную легенду, своеобразно отражающую страшную правду дореволюционной жизни. Бесправие, неграмотность и темнота народа, с одной стороны, и барское пренебрежение простыми людьми, с другой – создавали такие вот нелепые суеверия, природу одного из которых мы с вами только что выяснили. Большое спасибо вам, товарищ Федорчук!