Шахта

Когда Андрей, качаясь от голода и усталости, поднялся наверх, уже наступила ночь. Он провел в шахте четырнадцать часов, зато дело было сделано. Требовалось заменить двадцать процентов путей, из них половину – срочно. Вопреки всем документам, четыре электровоза не работали и давно уже простаивали в тупиках. Эксплуатация некоторых вагонеток представляла крайнюю опасность. Очень гордый собой, Андрей с крайне озабоченным лицом без стука вошел в кабинет Зощенко. Тот внимательно его выслушал и, ничему особенно не удивившись, вызвал по телефону начальника транспортного участка вкупе с инженером по вентиляции. Последний, щуплый косоглазый очкарик, встал в позу и безапелляционно заявил, что не допустит разрушения вентиляционной перемычки. Андрей, оскорбленный в лучших своих чувствах, устроил безобразную сцену. Зощенко с трудом утихомирил обоих, заключив, что если он правильно понял, вентиляцию никто рушить не собирается, а напротив, нужно оборудовать перемычку специальными автоматическими воротами. Шевцов заявил, что немедленно, вот прямо сейчас, начнет проектировать эти самые ворота, но желчный вентиляционщик не уступил, ответив, что не может доверить такую задачу «разным профанам», и, раз уж ему выкручивают руки, он, так и быть, выполнит ее сам. Начальник транспортного участка во время свары сидел с постной рожей, уставясь в темный от времени потолок. Когда дело дошло наконец до его епархии, он встрепенулся и принялся разливаться соловьем, но Зощенко, к огромному удивлению Андрея, резко прервал его и влепил строгача.

Наказанный ушел, ненавидяще глянув на Шевцова, но на следующий день две бригады ремонтников уже починяли путь в отмеченных Андреем местах, один электровоз доставили из мастерских, а три других и целый поезд вагонеток туда отправили. По счастью, на шахте оказался немалый запас рельсов и шпал.

Выйдя из конторы на улицу, Андрей двинулся на тусклый свет в окнах столовой, и там его накормили, чем было. Уплетая холодный борщ, он не без удивления сообразил, что все эти люди в четыре часа ночи как ни в чем не бывало работали, тогда как сам он имел до сего дня о ночных сменах лишь теоретическое представление. Он почувствовал даже некоторую неловкость, но мысль о выполненном уже почти наполовину Проекте вернула ему самоуверенность.

Слепко наговорил ему много приятного и все совершенно одобрил, так что Андрей преисполнился к нему теплых чувств, напрочь позабыв о недавней неприязни. Одно лишь обстоятельство подпортило ему настроение. Начальник шахты утверждал, что получить новые электровозы в ближайшее время невозможно. По его словам, просить в тресте было бесполезно, шахта и так уже выгребла там все чуть не подчистую.

– Но ведь для дела нужно! – терпеливо втолковывал ему Андрей.

– Нужно-то оно нужно… – тупо мычал начальник.

Тогда Андрей принялся, брызгая слюной, кричать, что весь его план валится в тартарары, что без двух дополнительных составов никак нельзя обойтись и что это даже грудному младенцу должно быть совершенно понятно.

– Я не грудной младенец, но мне это тоже понятно, тем не менее соваться сейчас с этим в трест не буду, придется немного подождать, – объявил Слепко, ухмыляясь ни к селу ни к городу.

«Все-таки он идиот», – огорчился Андрей и заявил:

– Тогда я сам туда сунусь.

– Как хочешь! – услышал он в ответ.

Незадолго перед тем в тресте произошли серьезные изменения. Кузьмин, временно исполнявший обязанности управляющего, подвергся острой критике. Его даже пропечатали в областной газете. А на днях внезапно вернулся на старое место Рубакин, снятый за «полный развал работы» всего несколько месяцев назад. Вернулся «на коне», в ослепительном блеске и славе. Слепко, с трудом пробивший при Кузьмине решение о модернизации своей шахты, не хотел теперь особенно «светиться» перед Рубакиным, опасаясь, как бы тот не учинил какую-нибудь пакость на свой подлый манер. С другой стороны, транспортный участок серьезно тормозил всю работу. «Чем черт не шутит, с этого охламона взятки гладки, а мы посмотрим», – решил Евгений.

На протяжении нескольких последующих недель Шевцов много раз собирался с духом и звонил управляющему трестом. Его упорно не соединяли. Приятный женский голос отвечал, что Федот Антипыч занят, или что Федот Антипыч на совещании, или что его нет на месте, но, возможно, он скоро появится. Андрей понял, что над ним просто издеваются. А тут еще начальник шахты, ехидно кривя губы, поинтересовался, как обстоят дела с новыми электровозами. Шевцов бросился опять звонить и, получив обычный ответ, вне себя от возмущения отправился в город, решив, что кровь из носу, а своего он добьется.

В приемной сидела одна только секретарша – ухоженная, красивая, хотя и несколько полная девушка, одетая, к тому же, довольно аляповато. На вошедшего она даже не взглянула. Андрей, заробев, тихонько примостился в углу. Минут через пять, он чуть слышно кашлянул.

– Чего вам, товарищ? – без всякого интереса спросила секретарша.

– Мне надо к товарищу Рубакину.

– По какому вопросу?

– По очень важному.