Шахта

Через несколько дней Шевцов зашел напомнить начальнику шахты, что бригада ремонтников, покончив со старыми участками, должна заняться прокладкой пути по вентиляционнику. Успокоившись, он решил похвастаться конструкцией своих автоматических счетчиков. У Слепко как раз начинался прием по личным вопросам. Не желая надолго прерывать интересный разговор, он предложил Андрею посидеть в сторонке и договорить по ходу дела. Тот уселся на диван, рядом со стулом для посетителей. В коридор набилась уже целая толпа, конец очереди угрожающе рос на улице.

– Вы что, их всех сейчас примете?

– Придется. Да ты не пугайся, это дело у меня четко поставлено. Попроси, пожалуйста, кто там первый.

Вошел бригадир Сидоренко и молча протянул заявление на расчет.

– Что так? – участливо спросил Слепко.

– Силов больше нету! Заработки никакие, с детями опять тяжело. Трое их у меня, одежки не напасешься. И то сказать, бегают в школу пять километров туда да пять обратно. Корову вот продал, потому, сельсовет покосу не выделил в этом годе. Теперя и хату продам, маленько деньжат выручу и подамся куды-нибудь отсюда.

Тут свился целый клубок проблем. Без коровы, да еще с тремя детьми, – это была, конечно, не жизнь. Корень же всему заключался в новом начальнике Южного участка, совершенно не оправдавшем доверия Слепко. «Придется его снимать, – думал он, – а пока еще новый человек в курс войдет да пока участок подтянет… Эдак они все оттуда разбегутся». Сидоренко был солидным, непьющим мужиком, потеря его нанесла бы значительный вред шахте.

– Вот что, Сидоренко. С сеном – это ты, понимаешь, сам наглупил. Если сельсовет чего-то напортачил, надо было сразу ко мне идти или в партком, а не корову продавать.

– Беспартейный я.

– Какая разница? Ладно, вот дом ты продашь, а куда потом зимой со всей своей фамилией денешься?

– Приперло, товарищ начальник, так приперло, моченьки нету. Баба ревьмя ревет без перерыву.

– Есть у меня мыслишка одна… Ты давно на шахте работаешь?

– Десятый год пошел.

– Тогда давай так договоримся. Я сейчас выпишу тебе аванс, нет, лучше внеочередную премию за многолетнюю ударную работу. Чтобы как раз на корову и сено до лета хватило. А там, может, и заработки подрастут.

Посетитель вышел не помня себя от радости. Слепко написал на его заявлении красным концом карандаша: «Отказать». Ниже, перевернув карандаш, приписал синим цветом: «Премировать за ударный труд четырьмястами рублей». Покусал задумчиво, кончик карандаша, зачеркнул «четырьмястами» и написал – «тремястами восьмьюдесятью пятью».

– Следующий! – крикнул он. В дверь протиснулась краснолицая баба лет сорока с грудным ребеночком на руках. Оба тут же завели душераздирающий плач.

– Изголодалася-я-а, обносилася-а, робеночка покормить нече-ем, хлебушка три дни ни корочки не вида-ла-а… – нараспев причитала баба.

– И-иии-иии – в тон ей визжал ребенок.

– Перестань немедленно и мальца своего уйми, а то я не разберу ничего. Зачем пришла?

– Корочки хлеба во рту не было-о… – продолжала баба, ручьи слез текли по ее морщинистому лицу.

– Так ты что, аванс пришла просить, что ли?

– Авансу-у-у.

– Давай сюда расчетную книжку. Та-ак. Ты, значит, за мужа пришла просить? А сам он где?

– Авансу-у-у…

– Муж где, я тебя спрашиваю?

– Больной он, – буркнула посетительница, разом прекратив плач. Ребенок как по команде замолчал тоже.

– Больной, говоришь? А бюллетень где?

– Нету билитеня, дохтур не дал.

– Не дал, значит, дохтур… Посмотрим. Ну, ясное дело, он у тебя уже десять дней на работу не выходит! Пьет?

– Все, ирод, пропил, десять дён пьяный валяется, чтоб издохнуть ему, проклятущему!

– Я за прогулы денег не выдаю. Не проси, не дам, и точка. С мужем лучше разберись, работать его заставь.

– Да чего же с им изделаешь? Он, как зенки свои поганые зальет, лежит как бревно бесчувственное, хоть режь его. Измаяла-ась я, не меня, так хоть дите-енка мово пожалейте-е, – завыла по новой баба.

Ребенок действительно выглядел очень истощенным. Обернутый в грязное тряпье, он устал реветь и тужился теперь, пытаясь издать хоть какой-то звук. Слепко встал, прошелся по кабинету, почесывая нос. Достал из кармана брюк пятирублевку с мелочью и сунул бабе. Та мгновенно умолкла и быстро юркнула в дверь. Шевцов всем своим видом демонстрировал крайнее возмущение. Вошел следующий.

В течение двух с половиной часов начальник шахты принял всех. В основном, просили аванс. Слепко одним давал, очень понемногу, другим отказывал. Несогласные кричали, женщины плакали, кое-кто даже валился на пол и колотился, словно в припадке. Слепко, как заправский следователь, выявлял, кого из плакальщиц подослали пьяные мужья, и отказывал таким наотрез. Выпроводив последнюю, он заразительно зевнул и как ни в чем не бывало пригласил Шевцова пойти к нему домой пообедать, а заодно побеседовать без помех про счетчики.