Шахта

С металлическим скрежетом треугольник стал шире на тридцать сантиметров. Словно кто-то поддевал могильные плиты ломом. Круз увидел мелкую металлическую стружку у двери. Свежую. Еще несколько сантиметров – и он сможет протиснуться.

Круз облизал верхнюю губу, почувствовал вкус крови и кокаина. Неплохо.

Отдохни тридцать секунд. Переведи дух. Он сел в углу кабины, спиной к стене, и залез в рюкзак Джонатана за химическим подкреплением. В его кровеносной системе уже было почти два грамма кокаина.

Вверх-вниз, как натянутая и отпущенная тетива. Да.

Голова склонилась на колени. Казалось, он падает с высоты в сто тысяч метров на мягкие облака. Запах чистого белья. Он крепко обнял брикет с кокаином, на случай если вырубится.

Эмилио резко проснулся. Он еще не до конца пришел в себя, но уже бесился. Злился на такой странный сон. Ярость зародилась еще во сне, он просто захватил ее с собой в реальный мир.

Он всегда тяжело просыпался. В последнее время. Всегда резко вскакивал на кровати. Сердце бешено колотилось. Рози однажды обвинил его в том, что он кайфует от стресса. Да, конечно, точно.

У меня стресс? Отчего?

Оттого, что окружен головорезами, готовыми заграбастать сеть, которую он построил с таким трудом? Готовыми за крупную сумму послать на хер годы службы под его началом?

Оттого, что федеральное правительство в полном составе, по крайней мере во время предвыборной кампании, делало все, чтобы посадить его в тюрьму?

Оттого, что даже его власть и богатство не могли повлиять на рефлекторный страх, который он испытывал всякий раз, проезжая мимо полицейской машины на своем лимузине?

Сам Рози расслабился. Вернее, его расслабили. Навсегда, когда Эмилио получил наводку на Круза.

Снаружи завыли полицейские сирены. При этом звуке мышцы в груди сжались. Чудесно. Из-за звука сирен у него когда-нибудь случится инфаркт.

Сирены? У дома Баухауса?

А утро так хорошо начиналось…

Эмилио всегда нравилось самому раздевать своих сучек. Он любил отрывать пуговицы и разрывать прозрачные трусики. Конечно, девушкам платили за то, чтобы они доставляли удовольствие. Но он смаковал их протест, удивленное блеяние или, еще лучше, тихую грусть, когда уничтожал любимый предмет одежды. В их глазах читалась ненависть, но им все равно приходилось его трахать. Вот она, власть. Вы сделаете то, что я вам скажу.

Героин Баухауса был чистейшим. Конечно, Баухаусу это известно, а Эмилио все выяснил достаточно быстро. То, что нужно, чтобы мягко вывести его из-под кокаина. Эмилио не хотел вырубиться, пока он с Ямайкой, поэтому запил свой мет коллекционным виски из запасов Баухауса. Наркотики, чтобы возбудиться. Наркотики, чтобы успокоиться. Вскоре химия его тела то возбуждалась, то успокаивалась. Эмилио был заряжен. Если бы он сейчас зажал провода осциллографа между пальцами, на экране появилась бы волна.

Он сорвал с нее куртку и бросил на пол красной спальни. Она поняла, что ее не надо поднимать, и стянула с себя толстовку с надписью «Беверли Хиллз», пока они стояли лицом к лицу. Ловкая, подумал он. Опытная.

Интересно, насколько она хороша?

Он указал взглядом на пол перед собой. Она опустилась на колени и расстегнула миллион застежек, за которыми скрывался его член. Когда его итальянские штаны с идеальными стрелками упали на пол (без звона монет: Эмилио никогда не носил мелочь в карманах, считая такую привычку вульгарной), она начала тереться лицом, как котенок, о густые и жесткие волосы в его паху. Эмилио брил свой лобок целый год, поверив теории о том, что волосы становятся гуще после каждого бритья. Похоже, миф оказался правдой. Он мог взять свои лобковые волосы в кулак, с силой потянуть и не почувствовать боли.

Он схватил ее за затылок и поводил лицом вокруг своей набухающей эрекции. Отшкурим немного…

Всю жизнь люди хотели что-нибудь отобрать у него. Эмилио почти сорок лет был начеку, охраняя собственность.

Освещение в красной спальне регулировалось реостатом. Ямайка повернула его на минимум и зажгла свечи. Огромная водная кровать стала похожа на алтарь. Когда она тянулась к панели управления у изголовья, встала коленом на одеяло. Поверхность кровати отозвалась волнообразными движениями.

Когда Эмилио кому-то что-то давал, он хотел, чтобы это все видели. Он хотел, чтобы его подарки принимались с благодарностью, их адресаты и свидетели аплодировали его вкусу и щедрости. Когда люди не дожидались щедрот и грубо забирали у него что-нибудь без разрешения, он приходил в ярость.

Когда Ямайка оторвалась от его члена, чтобы поцеловать в губы, Эмилио взял в руку опасную бритву. Шарнирная цепочка, на которой та висела, была сделана ювелиром из Маленькой Гаваны. Он процветал, создавая украшения для наркодельцов. Эмилио дернул бритву вниз, и замок цепочки со щелчком открылся. Платиновая бритва бесшумно распрямилась – ее шарнир был хорошо смазан.