Она остановилась в полуметровом сугробе и перевела «корвет» в парковочный режим. Кроме заблудшей души, впереди других автомобилей видно не было. В белом вихре фары дальнего света появлялись и исчезали словно призраки. Если фары высокие – это снегоуборочная техника. Если фары расположены на ее уровне – значит, это такие же жертвы, как она. Как и она. Может, представители власти. Ямайка ненавидела это словосочетание – «представители власти».
Она порылась в бардачке Баухауса. Под неуклюжей грудой компакт-дисков и портсигаром с несвежей самокруткой нашла его помятую флягу. Пальцы ощупали гравировку в стиле ар-деко, а нос сообщил, что внутри сорокаградусный бурбон.
Под флягой лежал револьвер. Только этого ей не хватало – еще одного пистолета.
На полу, под пассажирским сиденьем, лежал алюминиевый кейс Эмилио, набитый деньгами. На самом сиденье валялась ее сумка и пистолет офицера Сталлиса. Из которого в течение последнего часа она выпустила всю обойму.
Экземпляр, который Ямайка вытащила из бардачка, – компактный и вычурный никелированный револьвер с коротким дулом. Типичный Баухаус. Наверное, он стрелял из него по патрульным.
Шторм заморозил затемненные стекла и укутал автомобиль белым саваном – чистым, безликим, цвета обглоданных костей. Ямайка оцепенела, уставившись на часы на приборной панели. Они тикали. Столько событий произошло всего за несколько оборотов стрелок на этом циферблате. Она не верила, что такое возможно.
Ямайка похлопала себя по щекам, чтобы выйти из оцепенения. От тепла клонило в сон. Она вышла из машины. Снег жалил ее, глаза наполнились слезами. Она вышвырнула оба пистолета в снег – так далеко, как позволили руки.
Разобраться с Эмилио оказалось проще простого.
Он настолько полон эго, что использовать против него сексуальную карту получилось без напряга. Она его не трахает, а перерабатывает, рефлекторно, так же, как дышит или моргает.
Его извращения ее не удивляют. Она с таким уже сталкивалась. И ловко имитирует обязательный оргазм. Эмилио относится к категории мужчин, считающих себя «щедрыми» созданиями, которые всегда заставляют партнершу кончить первой. Когда они засыпают, Ямайка оказывается сверху.
Ей помогло снотворное, которое она предусмотрительно захватила из миски на ониксовой барной стойке. Она почти на автомате связала Эмилио по рукам и ногам, сопротивляясь желанию пустить пулю в его волосатые яйца. Пусть они танцуют.
Или залить их амилнитритом… приклеить его к простыням…
Ямайка сильно рисковала, вынимая пистолет из-под куртки до того, как Эмилио ее раздел. Ведь кругом камеры. Еще не время для пафосных жестов. Все действия должны казаться обычными. И то, что она привязала Эмилио к кровати, подходит под это определение. Более-менее.
Ее план не требовал много времени. Она двигалась и думала быстрее, чем они.
Веселье продолжилось, когда она вернулась из ванной.
Ямайка встала на унитаз и замазала глазок камеры струей из аэрозольного дезодоранта, затем быстро оделась. Потом надела ботинки, засунула пистолет офицера Сталлиса в карман куртки и бросила взгляд на большое зеркало над раковиной. Тушь растеклась, подводка размазалась под глазами и сделала ее похожей на енота, волосы слиплись от пота. Фиолетовая прядь карикатурно торчала. Как девушка из социальной рекламы. Пожалуйста, заберите меня с этих злых улиц.
Дорожка на удачу, с мраморной столешницы. Для выносливости. И храбрости.
Она вышла из ванной и начался обратный отсчет.
Ямайка запихала кляп из шелковых носков Эмилио ему же в рот. Дыхание на мгновение остановилось, потом он начал сопеть через забитый нос, все еще в отключке.
Она вышла из спальни.
Чари и Кристал не подавали признаков жизни на круглом диване. Их тела переплелись, словно у сестер на пижамной вечеринке. Видны ягодицы, ноги торчат в разные стороны. На видеоэкране орет MTV. Усыпляющий рок в стране снов. Волосатые музыканты насилуют свои гитары, сжимают фаллические грифы и строят такие рожи, словно то, чем они занимаются, – очень тяжелая работа. Фронтмен Guns N’Roses скачет по сцене и вопит. У него нет задницы – кожаные штаны сзади обвисли, как несессер с двумя пустыми отделениями.
Ямайка благодарна за шумовое прикрытие.
Лорда Альфреда нигде не было видно. Наверное, валялся задницей кверху в хозяйской спальне, сочась вазелином. Хорошо.
Алюминиевый кейс все еще лежал на обеденном столе. Но он заперт. Его плавный алюминиевый корпус рисовал абстрактные линии на толстом стекле столешницы. Метель по-прежнему пыталась ворваться в дом, обстреливая пуленепробиваемое стекло крупными градинами, которые разбивались на осколки от контакта с поверхностью. Ветер хлестал как плеть раскаявшегося грешника.
Guns N’Roses смолкли. Заиграли Whip Hand. Песня «Maneater». На экране рокеры громят школу, освещенную агрессивным алым светом.
Она уловила аромат сигареты с кокаином до того, как заметила Баухауса. Он стоял за барной стойкой, в его глазах отражался металлический свет мониторов слежения, спрятанных в шкаф.
– Дерьмо, – вырвалось у нее.