Заслуженный рабочий Бодрей Ахметов двадцать лет оттрубил на проходке. Это обстоятельство наложило на его организм тяжелый отпечаток: ревматизм скрутил его в бараний рог. Ходил он согнувшись, приволакивая левую ногу, а птичье свое личико отворачивал направо, поскольку левое плечо было выше. Как человеку во всем положительному, ему поручили уход за подъемными устройствами, точнее, за клетями, шкивами и канатами. Работенка непыльная. Раз в день он, кряхтя и охая, поднимался по крутым лесенкам на верхние площадки копров, осматривал там шкивы, футеровку из березовых вкладышей, добавлял иногда в шауферы шмат солидола и, выкурив на верхотуре обязательную цигарку, спускался кое-как вниз. Однажды Бодрей обнаружил, что не может подняться. Пальцы так свело, что они не цеплялись за перекладины. Он решил, что не будет большого греха, если пропустить один день и сходить в парную, тогда назавтра все будет нормалек. Через три дня история повторилась, и с тех пор он стал частенько пропускать когда один день, а когда и два. Его беспокоило только, как бы об этих делах не узнало начальство, запаса смазки в масленках все равно хватало на неделю. Только вот не хватило. От сильной жары солидол растаял и весь вытек всего за пару дней. А Бодрею, пропустившему уже накануне один подъем, стукнуло вдруг в голову, что по такому пеклу не стоит лезть наверх, а лучше сделать это завтра с утречка. Но на следующий день из-за ревматического приступа он вообще не выходил из дому. Короче говоря, шкивы проработали без смазки четверо суток, пока раскалившийся докрасна подшипник не подпалил промасленную деревянную опору.
Когда начался пожар, Бодрей находился в мастерских. Выбежав вместе со всеми на улицу, он увидел, что вся шахта охвачена пламенем. Как и прочие, он до ночи наблюдал катастрофу, ругал начальство и подлых поджигателей и даже сам предложил отдать свой дом под нужды следственной комиссии. Отправил семейство к родственникам на Урал и тогда только из случайного разговора на станции узнал, что началось все на верхушке копра. Ужасная догадка поразила его. Он очень испугался и спрятался у старого дружка, тоже татарина, ничего, само собой, не подозревавшего. В доме у того постоянно обсуждали пожар, радовались, когда арестовали начальников, говорили, что их теперь обязательно расстреляют и правильно сделают. Такие разговоры очень мучили Бодрея, и без того заеденного подагрой. Постепенно он выстроил в уме всю картину произошедшего. Даже убедил себя, что оставил у самого подшипника обтирочные концы. Он не мог больше спать, все представлял, как ветер шевелит проклятую тряпку, как она прикасается к раскаленному железу – и… Утром шестого дня после пожара Бодрей помолился богу, один съел целый чугунок гречневой каши и пошел сознаваться.
Он подошел к своему дому и хотел, как обычно, войти, но часовой его не пустил. Объяснил солдату, что идет по важному делу к главному начальнику. Откуда-то появился другой, усатый, с нашивками старшины. Ахметов и ему тоже все объяснил. Старшина взял его за выпиравшее плечо и повел внутрь. Бодрей успел только аккуратно прикрыть за собой калитку. Комиссия еще с вечера заседала в полном составе. Увидев сразу столько сердитых офицеров и других важных людей, Бодрей передумал сознаваться и хотел уйти, но старшина его не пустил.
– Тебе чего, дядя? – строго спросил его Чесноков.
– Мине… надо главный гражданин начальник НКВД.
– Я тут главный начальник, говори.
– Надо один важный секрет сказать.
– Секрет? Говори свой секрет, тут все свои.
– Тогда бери бумагу, пиши, а то ничего не скажу!
Чесноков распорядился.
– Ну говори теперь. Фамилия твоя как? Имя, отчество?
– Мое? Пиши: Ахметов я, Бодрей Абдуллаевич…
– Что он сказал? Ахметов? Бодрей? Тот самый! Сам явился! – закричали вокруг.
Бодрей изумленно озирался. Поняв наконец, что его тут хорошо знают и очень рады его приходу, он очень приободрился, немного даже возгордился.
– Пиши давай, я буду серьезный дела говорить.
– Тише, товарищи! Котиков, пиши.
– Так, гражданин: фамилия, имя, отчество?
Ахметов опять сказал.
– Год рождения?
– Тыща восемьсот восемьдесят девятый.
– Место рождения? Кем работаете?
Ахметов сказал.
– Паспорт с собой? Давай сюда. Действительно, Ахметов…
Все присутствующие перевели дыхание.
– Что хотите сообщить?
– Пиши первый!
– Я-то пишу, вы – говорите.
– Начальник шахты, главный инженер и главный механик не виноватые совсем!
– Да ну? Кто ж тогда виноват? – спросил Чесноков.
– Пиши второй!
– Пишу.
– Я виноватый! Я шахту поджигал! – торжественно произнес Ахметов. – Написал?
– Пожалуй, следует провести допрос по всей форме, – предложил зампрокурора области.