Шахта

– В грузовик? В наш? Слушай, Слепко, чем тут дурочку валять, разобрался бы со своим контингентом. Вот он, товарищ подполковник, Слепко этот!

– Товарищ Слепко? – протянул крупную, подрагивающую руку старик с подполковничьими нашивками. – Мне поручено организовать рытье окопов силами подведомственного вам учреждения. Вынужден вам доложить, что, явившись туда сегодня, я обнаружил полнейший бардак! Никто никому не подчиняется, никто ничего не знает, и вообще там никого нет! А сами вы, оказывается, развлекаетесь тут!

– Я сейчас вам все объясню, дело в том, что…

– Извольте немедленно приступить к исполнению своих прямых обязанностей! О вашем недостойном поведении будет подан рапорт!

В институте действительно было безлюдно. Ежась от неприязненных глаз сурового старика, Слепко обходил комнату за комнатой и, находя кого-нибудь, приказывал идти в актовый зал. К счастью, хоть Роза, его секретарша, оказалась на месте.

– Что тут у нас происходит, где все?

– Евгений Семеныч! Вы куда-то пропали, никто ничего не знал, разговоры всякие пошли…

– После. Товарищу подполковнику это совсем не интересно. Пробегитесь по третьему этажу и всех, кого там найдете, гоните в актовый зал. Да и в подсобку тоже загляните.

Набралось человек тридцать, в основном бесполезное старичье.

– Товарищи, – обратился к ним Слепко, – все, кто только может держать в руках лопату, срочно мобилизуются на рытье окопов. Вот товарищ подполковник вам сейчас объяснит.

– Товарищи, мне приказано обеспечить рытье окопов в… заданном квадрате. Отправление – через два часа. Советую прихватить продукты, у кого чего есть, питьевую воду, медикаменты. И теплых вещей побольше. Вопросы имеются?

Вопросы были, только толку от них не было. О многом старик то ли сам не знал, то ли говорить не хотел. Выходило, что отправляли их примерно на неделю, но не под Смоленск, где, согласно последним сводкам, проходила линия фронта, а куда-то гораздо ближе. Он обещал, что «снабжение всем необходимым, безусловно, будет обеспечено», но на первое время настоятельно советовал взять свое. Ночлег предполагался в полевых условиях и его следовало организовать также своими силами.

Одна особенно нервная бабуся завыла. Слепко поднялся:

– Женщины старше шестидесяти лет освобождаются. Каждому отделу немедленно разыскать всех отсутствующих! Что значит, не захотят? Все, кто не явятся к двенадцати ноль-ноль, будут уволены со всеми вытекающими. Карточки небось все хотят получать. Прибегут как миленькие! Абрамсон! Михал Исаич, организуйте, пожалуйста, получение шанцевого инструмента в хозуправлении. Одеял там, кстати, попросите, палаток, если есть, топоры… Ну, вы сами всё знаете, чего я вам рассказывать буду? Только срочно, чтобы к двенадцати обернуться.

Через два часа в зале сидели почти все остававшиеся в штате сотрудники, то есть человек семьдесят. Едва половина из них хоть как-то годилась для физической работы. На общем мрачном фоне выделялась небольшая, но очень веселая компания молодых людей. В центре ее блистал некто Грушевский, ладный спортивный парень двадцати пяти лет. Когда примерно за год до описываемых событий он впервые появился в институте, Слепко был очарован его умом и эрудицией. Но очень скоро охладел – Грушевский оказался форменным стрекозлом, все свои недюжинные способности употреблявшим исключительно на амурные приключения. Почему его не призвали, как других, – тоже вопрос. Говорили, что у него нашли какую-то редкую болезнь. Впрочем, он был активным общественником, занимался по линии комсомола физкультурной работой. Теперь он сидел у окна, в предпоследнем ряду, а свиту ему составляли три фигуристые девахи, тоже комсомольские активистки.

Во дворе раздался гудок, к парадному входу, чихая, подкатил грузовичок, нагруженный инструментом, палатками, флягами для воды и прочим. В кузове стояла даже бочка бензина. Абрамсон, как всегда, не подкачал. Зато куда-то пропал сам старый подполковник. Недоуменное ожидание затягивалось, кое-кто, похоже, начал уже надеяться, что пронесло. Наконец командир появился, и в весьма расстроенных чувствах. Выяснилось, что ехать не на чем. Обещанные ему военкоматские грузовики по неизвестной причине не вернулись из области. Еще один стоял на ремонте и, во всяком случае, не мог быть использован раньше вечера.