Шаль

Школьные годы, как это и сказано в песне, были для них чудесными. А если в это время рядом с тобой настоящий друг — то время это остается в памяти на всю жизнь: видеть друга, говорить с ним, играть, ссориться, мириться, иметь единое мнение. Они упивались своей дружбой, сделали ее культом. Хотя учились в разных классах. Но ждали перемен, встречались после уроков, вместе шли домой, им всегда находилось, о чем поговорить. Когда у одного была контрольная, а следующий такой же урок — у другого, то первый обязательно собирал все варианты с правильными ответами и передавал другу. Хотя оба учились хорошо и в принципе не нуждались в готовых ответах. Но обмен результатами контрольных был знаком их дружбы.

Миша рисовал потрясающе — уверенно и увлеченно. Рисовал все время, свободное от уроков, игр и прочих необходимых дел. Рисовал и во время уроков. Учителя сначала сердились, потом смирились и не трогали его. У Степанкова не было столь выдающихся способностей. Как говорил его дед — «полный бездарь».

— В таких, как ты, нуждается наш завод, — смеялся дед. Он, конечно, шутил и, может быть, этим подталкивал внука к тому, что тот должен учиться лучше…

Вот он и учится, а что толку…

А Мишка только-только институт закончил, а уже сколько достижений: обласкан многими известными живописцами, деятелями культуры, персональная выставка в институте, в Центральном доме художника. Даже обещают в Польшу поездку устроить. И устроят. Потому что Мишка и правда достоин, он художник от природы, от бога. А Степанков что? Все ему дается с трудом, с усилием. Ни особых успехов в учебе, ни у женщин, ни даже среди товарищей-студентов: балагурить не умеет, себя как-то подать, выделить — тоже. Потому и полезными связями-знакомствами не обзавелся. И никаких талантов: на себя только рассчитывать придется, на труд и на волю. Среди ребят ничем не выделяется: середнячок, таких больше всего. Понятно, почему Лариса не ищет с ним более близких отношений. Только вот в профессии он разбирается, но это же ни о чем не говорит. По всему видно: возвращаться ему домой на свой комбинат или ехать в какой-нибудь мелкий городишко и потихоньку деградировать там и спиваться…

В светлом платье, стройная, с тонкой талией, больше похожая на какую-то изящную статуэтку, чем на земную женщину из плоти и крови, Лариса стояла у эскалатора. Увидев Степанкова, она всем телом потянулась к нему и, кокетливо заложив ногу за ногу, помахала сумочкой. Дежурная чуть неприязненно взглянула на нее из своей стеклянной будки. Степанков сошел с эскалатора, слегка приобнял девушку, с наслаждением погрузился в окружавшее ее облако ароматов. Теперь ему нравились ее сладковатые духи.

— Куда пойдем, Вольдемар? — промурлыкала она.

— Сейчас гулять, а потом, на вечер, я приготовил тебе сюрприз.

— Я люблю сюрпризы, — засмеялась девушка, и ее звонкий смех разнесся под сводами метро серебристым колокольчиком.

Сегодня важный день. Он так долго ждал, одновременно хотел и боялся познакомить двух таких близких ему людей. Отчасти он хотел произвести впечатление на Ларису: смотри, мол, какие у меня друзья, я тоже не лыком шит. Ну что же поделать, если больше ему козырять особо нечем…

— А как же такая девушка в Горный институт угодила? — весело спросил Миша. Они стояли в его мастерской и рассматривали последние работы.

— У меня родители из Тюмени, вот и отправили учиться, чтобы династию продолжала, — засмеялась девушка. — А вы здорово рисуете.

— Пишете, — поправил Ларису Степанков, — надо говорить: «пишете»…

— Ха-ха, — пробасил Миша, — ладно, не придирайся, пусть говорит, как хочет. — Он повернулся к Ларисе. — Давай на «ты»?

Со временем он приобрел необычную манеру говорить: громко и как-то пафосно. Степанкову впервые стал почему-то немного неприятен его слишком наигранный смех, безапелляционный тон. Так он общается со своими богемными приятелями, что ли?

— Зря ты себя там закопала. А не пробовала натурщицей поработать? Я думаю, у тебя получилось бы, такая фактура. Такие глаза, волосы. Шикарная фактура.

— Ну, я даже и не думала об этом… — жеманно ответила Лариса, с интересом рассматривая мастерскую.

Степанков тихо присвистнул. Между этими двумя явно что-то происходит. Миша-то не знает, что Лариса нравится Степанкову, он бы никогда не стал переходить другу дорогу. Да и сейчас бахвалится скорее по привычке, так уж у них в творческой среде принято. Увидел симпатичную девушку, интересное лицо и завел свою шарманку. А так он почти блаженный, девушками особо не интересуется…

— Давайте перекусим? — предложил тем временем Миша.

И, не дожидаясь ответа, выдвинул стол на середину комнаты, выставил снедь, деликатесную в то время: копченую колбасу, шпроты, шампанское, вино — и пододвинул Ларисе стул, не замечая явной двусмысленности такой любезности. Степанков откупорил бутылку вина, разлил по бокалам и, взяв себе один, отошел к стене, где висели картины.

— Как прошла твоя выставка в ЦДХ? — спросил он, надеясь отвлечь разговор от обсуждения Ларисиных достоинств. Он был на выставке и, в общем-то, знал о Мишкином успехе.