Шаляпин

«Как вам уже известно, первый опыт постановки русской оперы на французской сцене прошел блестяще […]. В публике говор восхищения, но это не наша русская публика, не дающая артисту допеть арию до конца и прерывающая бешеными рукоплесканиями. Это публика французская, выдержанная. Притом она боится показаться смешной в своем увлечении — le peur du ridicule [15]и высказать окончательно свое мнение, прежде чем появятся отзывы печати, но она вызывает Шаляпина, и опять редкое у французов явление — сидит на местах до последнего акта. На другой день вся парижская печать без исключения дала восторженные отзывы о музыке и исполнении».

Спустя два месяца появилось сообщение из Парижа: «За гастроли в Grand Opera Шаляпину пожалован орден Почетного легиона».

Летом 1908 года он оказался в Аргентине, где в Буэнос-Айресе выступил в «Севильском цирюльнике», «Дон Жуане» и «Богеме» (Колен). Последнюю партию он пел в свое время в Московской Частной опере.

Какие впечатления вывез он из Южной Америки и вообще как воспринял встречи с тамошней публикой? Ответом на этот вопрос может служить письмо к Теляковскому, посланное в августе 1908 года из Буэнос-Айреса.

«Вот и еще раз пишу Вам, чтобы обругать заморские края и прославить нашу матушку Россию. Чем больше черти таскают меня по свету, тем больше вижу я духовную несостоятельность и убожество иностранцев. Редко я видел таких невежд, как американцы севера и юга […]. Оно, конечно, деньги большие и много покровительственных аплодисментов, но в общем, ну их к черту и с деньгами и с аплодисментами! Кажется мне, что в последний раз еду в далекие плаванья».

Такие интонации в последующее время звучали все чаще и чаще, но поездки за границу точно так же учащались, и погоня за большими деньгами станет одним из основных стимулов гастрольной деятельности артиста.

Колоритные подробности об успехе певца в «Мефистофеле» в Буэнос-Айресе передала газета «Одесские новости»: «Несмотря на проливной дождь, новый огромнейший театр Colon наполнился избранной публикой — сбор достиг ста тысяч (100 000) франков, к великому, конечно, удовольствию импресарио — синьора Чиакки. В ложах и партере фраки, декольте, бриллианты… После II и III актов начались бурные овации. Рукоплескали и вызывали всем театром. Чопорная публика Буэнос-Айреса увидела на сцене что-то еще невиданное здесь. Манекены во фраках и куклы с фальшивыми зубами вдруг ожили, зарукоплескали и — о ужас! — замахали платками в ложах и партере, чувствуя славу и гордость русской сцены […]. Уборная артиста наполнилась представителями местной аристократии, дипломатии и плутократии, а также и журналистами. Все в один голос говорили — „Такого Мефистофеля мы еще не видели!“ Шаляпин скромно кланялся и благодарил по-русски, так как по-испански он знает всего три слова — наваха, сомбреро и качуча».

Осенью — спектакли в России. 14 октября 1908 года праздновалось 10-летие Московского Художественного театра. В чествовании приняли участие представители театров, литераторы, музыканты и художники. По окончании К. С. Станиславский заявил, что нужно быть по крайней мере Рахманиновым и Шаляпиным вместе взятыми, чтобы достойно отблагодарить собравшихся. Это заявление вызвано следующим.

С. В. Рахманинов, живший в ту пору в Дрездене, послал через Шаляпина приветствие театру в виде музыкально-вокального произведения, в котором, в частности, пелось: «Дорогой Константин Сергеевич! Я поздравляю Вас от чистого сердца, от самой души. За эти десять лет Вы шли вперед, все вперед и нашли „Си-и-ню-ю пти-цу“». (Слова «синюю птицу» пелись на мотив «многая лета».) Письмо было написано в духе детской польки. И сочетание польки с «многая лета» придало ему очень веселый оттенок. Это вокальное приветствие, исполненное Шаляпиным, вызвало взрыв аплодисментов. Чествование приостановилось, и Шаляпин спел на бис письмо Рахманинова.