Шаляпин

«Я совсем не знаю, какой он из себя. Правда, внимательно прочитав Сервантеса, закрыв затем глаза и задумавшись, я могу получить общее впечатление от Дон Кихота, такое же приблизительное, какое десять художников […] получили от Анны Карениной. Я, например, могу понять, что этот сосредоточенный в себе мечтатель должен быть медлительным в движениях, не быть суетливым. Я понимаю, что глаза у него должны быть не трезвые, не сухие. Я понимаю много различных и важных отдельных черт. Но ведь этого мало — какой он в целом, синтетически? […] Ясно, что в его внешности должна быть отражена и фантазия, и беспомощность, и замашки вояки, и слабость ребенка, и гордость кастильского рыцаря, и доброта святого. Нужна яркая смесь комического и трогательного. Исходя из нутра Дон Кихота, я увидел его внешность. Вообразил ее себе и, черта за чертою, упорно лепил его фигуру, издали эффектную, вблизи смешную и трогательную. Я дал ему остроконечную бородку, на лбу я взвихрил фантастический хохолок, удлинил его фигуру и поставил ее на слабые, тонкие, длинные ноги. И дал ему ус, — смешной, положим, но явно претендующий украсить лицо именно испанского рыцаря… И шлему рыцарскому, и латам противопоставил доброе, наивное, детское лицо, на котором и улыбка, и слеза, и судорога страдания выходят почему-то особенно трогательными».

Здесь отражаются поиски точной внешней выразительности, без которой артист не может создать представления о внутреннем развитии образа.

Шаляпин гримом подчеркивает худобу лица, оттеняет его изможденность фантастическими, горизонтально лежащими, прямыми, как стрелы, усами, дорисовывает карандашом блики вокруг глаз, которые приобретают некую детскость и наивность. Контрастность возраста героя и детскости его взора создает первую особенность характера, столь важную для обрисовки образа. Худоба достигается особой обувью, увеличивающей рост, и латами, облегающими фигуру, как трико, а главное, тем, что Шаляпин гримирует руки и полуобнаженную грудь. Жилистые, старческие, изможденные руки и ребра, как бы подпирающие дряблую, старческую кожу груди, создают впечатление потрясающей худобы и еще более высокого, чем у Шаляпина, роста.

Шаляпин пренебрегает ремесленно скомпонованным сюжетом и слабостью музыки, поднимает своего героя до высот творения Сервантеса и достигает того, что несомненные недостатки перестают быть заметными. Когда Дон Кихота играл Шаляпин, образ становился верным классическому — он укрупнен, монументален, очеловечен краской доверчивой, детской ясности духа и наивности.

Б. В. Асафьев топко подметил одну особенность Шаляпина как художника.