«Почему г. Шаляпин думает, что „покушавшиеся“ на него были именно:
— Анархисты?
Не социалисты, не коммунисты?
Поезд в Вилльфранше стоит одну минуту.
Времени очень мало, чтобы выяснить убеждения.
Чтобы люди могли изложить перед г. Шаляпиным свои взгляды, и г. Шаляпин мог бы вывести заключение:
— Это чистейший анархизм!
В особенности, принимая во внимание, что люди в это время еще дрались.
Да и г. Шаляпину, защищаясь, вероятно, было некогда выяснять оттенки революционного миросозерцания.
Затем — анархисты не занимаются порханием во время карнавалов между Ниццей и Монте-Карло.
Время гулящее и люди гулящие.
Какие тут анархисты!
Просто, вероятно, веселящиеся на Ривьере москвичи.
Те самые, перед которыми г. Шаляпин пел в „Метрополе“ „Дубинушку“.
В гулящем месте началось. В гулящем и кончилось.
Ресторанная история.
И у г. Шаляпина не первая.
Этим летом г. Шаляпин в Екатеринодаре тоже имел ресторанную историю с туземными присяжными поверенными.
Нельзя же всех, с кем г. Шаляпин имеет ресторанные истории, обвинять в политической неблагонадежности!
И, вообще, г. Шаляпин совершенно напрасно в числе своих ролей считает:
— Политическую роль.
Все просто и совершенно понятно.
Г. Шаляпин хочет иметь успех.
Какой когда можно.
В 1905 году он желает иметь один успех.
В 1911 году желает иметь другой.
Конечно, это тоже „политика“ […]».
Все сошлось в тугой узел. В этой обстановке как он мог оправдаться? По сути, никак. А тут еще одно обстоятельство, мучительно задевшее Шаляпина. Незадолго до этого он познакомился с Г. В. Плехановым и по просьбе последнего послал ему свою фотографию. Она пришла в те дни, когда за рубежом стало известно о «коленопреклонении». Плеханов вернул фотографию с надписью «Возвращается за ненадобностью». Для Шаляпина, который гордился знакомством с Плехановым, это был тяжелый удар.
Перед ним даже встал вопрос о том, чтобы покинуть Россию и уехать куда-нибудь в Западную Европу навсегда.
Он писал Теляковскому из Монте-Карло:
«Вы, наверное, осведомлены и читаете, что пишут обо мне газеты правого и левого направлений — они отказывают мне и в совести, и в чести.
Это уже настолько недурно с их стороны по моему адресу, что подобное вынуждает меня подумать о продолжении моей службы в императорских театрах, с одной стороны, и о жизни в милой родине — с другой.
Вы отлично знаете, что в этой истории коленопреклоненного гимна я совершенно не виноват, но я имею столько ненавистников и завистников и вообще людей, ко мне относящихся отрицательно на моей родине, что ими поставлен в положение какого-то Азефа».
И далее он информировал, что имеет намерение расторгнуть контракт с дирекцией казенных театров и просит указать, какую неустойку он будет обязан выплатить.
Он писал: