Шаляпин

Газеты наперебой выступали против Шаляпина, в стихах и прозе высмеивали «зазнавшегося баса». Но вот Альберт Коутс провел спектакль «Фауст». И газеты должны были признать, не высказывая этого прямо, что Шаляпин был прав. Газета «Русское слово», до того изощрявшаяся в нападках на Шаляпина, теперь писала:

«Новый дирижер — г. Коутс — еще совсем молодой человек, в нем много молодого задора. Под его отважной палочкой весь старик „Фауст“ „помолодел“ так, как он молодеет по мановению Мефистофеля. Все традиции были повергнуты, и темпы дерзко ускорены. Волей-неволей пришлось проснуться всем. А Мефистофель — Шаляпин, бывший на редкость в ударе, так зажег публику, что она не дала ему спеть ни одного сольного номера без повторений!..»

Каков же итог этого непривлекательного скандала? По существу, Шаляпин был прав: давно не пересматриваемый спектакль увял, и дирижер не ощущал этого. Шаляпин не мог свыкнуться с тем, что старые спектакли не обновляются, что они ветшают. И высказал это в форме, которая была явно недопустимой, хотя в основе его протеста лежали справедливые художественные требования.

Творчески он был прав!

В результате этой истории было решено, что Шаляпин возьмет на себя режиссуру спектаклей, в которых занят, и за режиссерский уровень этих спектаклей теперь будет отвечать он. Была ликвидирована должность главного дирижера, равно как и главного режиссера. По сути, инцидент с «Русалкой» привел к осуждению застойного руководства, которое в ту пору мешало поднятию уровня спектаклей.

Интересная подробность. Спустя три дня снова шел «Фауст» с Шаляпиным. На сей раз дирижировал не Коутс, а другой петербургский дирижер — Эмиль Купер.

И то же «Русское слово» писало: «Конечно, с такой заигранной оперой, как „Фауст“, нельзя сделать ничего особенного в одну репетицию, но темперамент и твердая рука г. Купера все-таки сказались, и весь спектакль прошел с известным подъемом. Крупного изменения в оттенках исполнения сделать было нельзя, но темпы изменились довольно чувствительно, большей частью в смысле более живого движения в местах, которые обычно исполняются слишком тягуче».

Так закончился инцидент в Большом театре. Но вот прошло всего два месяца, и снова страницы газет запестрели описанием еще одного скандала. На сей раз это произошло в Мариинском театре с дирижером Феликсом Блуменфельдом, который принадлежал к числу близких друзей артиста. На спектакле «Князь Игорь», опять-таки из-за нарушения темпов, Шаляпин в антракте в чрезвычайно резкой форме высказал свое недовольство дирижером. Блуменфельд настолько разнервничался, что был не в состоянии дирижировать дальше. Стоял вопрос о прекращении спектакля. К счастью, в театре случайно оказался другой дирижер, который довел «Князя Игоря» до конца.

Это случилось в декабре 1910 года, а через месяц, в январе 1911 года, произошло событие, которое нашло шумный отклик буквально во всей русской прессе, а немедленно за тем в зарубежной.

6 января состоялось первое представление «Бориса Годунова» в постановке Вс. Мейерхольда. На спектакль приехал царь с вдовствующей императрицей, великие князья и большая свита. Газета «Россия» напечатала следующее сообщение:

«6 января в Мариинском театре, на первом представлении оперы Мусоргского „Борис Годунов“, произошло беспримерное в истории театра событие. После картины в тереме, среди публики, переполнившей театр, стали слышаться голоса, требовавшие исполнения народного гимна. Поднялся занавес, и хор, имея во главе солистов, в том числе солиста его величества Ф. И. Шаляпина, стоя на коленях, трижды исполнил гимн. Подоспел оркестр, и хор еще два раза вместе с ним исполнил гимн. Гремело „ура“».

Этот эпизод произвел тягостное впечатление на прогрессивные слои русского общества. Недавняя «Дубинушка» — и вдруг поведение, которое сразу получило крылатое лаконичное название — «коленопреклонение».

На самом деле участие Шаляпина в исполнении гимна на коленях не носило преднамеренного характера. Он был застигнут врасплох ситуацией, которую не мог предвидеть. Дело в том, что хористы Мариинского театра уже давно и безуспешно добивались повышения жалованья и вообще улучшения материального положения. Все их ходатайства не получали удовлетворения. Тогда между ними было решено, что, когда в театре появится царь, они обратятся непосредственно к нему.