Шалинский рейд: роман

Банда Басаева никогда не смогла бы победить Россию. Она только дала ей повод фактически согласиться на капитуляцию, сделав вид, что это сделано из сострадания к мирным гражданам. Истинной причиной были почти регулярные части под руководством Масхадова.

Это не была еще настоящая армия, но все же она превосходила в слаженности и дисциплине разложившиеся и бесконтрольные российские формирования в Чечне.

В начале августа 1996 года вооруженные формирования под руководством Масхадова фактически захватили Грозный. Снова, как в 1995-м, они устроили федералам мясорубку на улицах города. Боевые колонны 204-го мотострелкового полка, выдвинувшиеся на подмогу из Шали, были почти полностью уничтожены на подступах.

Только Хасавюртовские соглашения спасли остатки российских войск в Чечне от полного разгрома. Это была победа полковника. Его первая и последняя победа.

Одновременно с обретением суверенитета из магазинов пропали сахар и масло по низким ценам. Суверенитета становилось все больше, а еды – все меньше. Еда становилась все дороже, а денег не было. Не доходили пенсии и зарплаты бюджетникам, которые Россия продолжала перечислять в мятежную республику.

Аслан Масхадов приезжал после избрания президентом в Шали и извинялся перед врачами и учителями. Он просил: подождите еще немного! Обещал, что скоро все будет хорошо. Не знаю, верили ли ему, но продолжали лечить и учить. На какие средства все это время выживали люди – остается загадкой. Хотя для каждого найдется свое объяснение.

Кто-то был рядом с властью, а где власть – там деньги. Кому-то помогали родственники из России. Многие занимались частным бизнесом. Продавалось все что угодно. Оружие, боеприпасы, угнанные в России автомобили, самопальный бензин – заправки не работали, зато вдоль дорог стояли лавки со стеклянными банками, в которых желтело прозрачным золотом топливо для двигателей внутреннего сгорания.

В 1999 году, выступая по телевидению, Масхадов признается, что деньги на пенсии и пособия, полученные от России, он потратил на вооружение армии. Чтобы отстоять свободу.

Он купил оружие на пенсии наших стариков и пособия наших детей. Больше не на что было купить оружие.

Брат, тогда и в Чечне, и в России много говорили о миллионах и миллиардах долларов, которые крутятся в Чечне. Сейчас говорят еще больше. Периодически публикуют и показывают по телевизору сенсационные расследования. Теперь нам рассказывают всю правду.

Всю правду, кроме настоящей правды. Настоящей правды мы никогда не узнаем.

Миллионы, миллиарды. Контрабанда алмазов и золота, вывоз оружия, нефть, деньги, деньги, деньги. Послушаешь, так все страны мира оказывали Ичкерии финансовую помощь. Мы должны были есть с золотых тарелок и срать на золотых унитазах, если бы все это было правдой.

На самом деле у Масхадова никогда не было достаточно денег. У государства не было даже самого минимального бюджета, чтобы поддерживать необходимую инфраструктуру.

Наверное, они крутились, эти миллионы и миллиарды. Только где-то в небе, не касаясь чеченской земли. Наверное, и помощь выделялась. Только ее разворовывали посредники, до того как она попадала к чеченскому правительству. То, что доходило сюда, – только слабый, почти выветрившийся запах денег, не сами деньги.

И больше всего воровали русские. Русские снимали с бюджетных перечислений, наживались на контрабанде, получали взятки. Чеченцы наверняка тоже воровали, если могли. Но не могли своровать так много, как русские: чиновники и бизнесмены, политики и генералы России – все откушали от кровавого чеченского пирога.

Что-то не слышно о миллиардерах с чеченскими фамилиями в списке журнала Forbs и после двух войн, со всеми потраченными на них миллионами и миллиардами. Нету секретных миллиардных счетов у вдовы Дудаева. Нет припрятанных миллионов у сына Масхадова. Нет у них ничего.

Мы были и остались нищими. Это было нищее государство, Ичкерия, вот в чем правда, брат.

Сотрудники нашего учреждения жалованье получали. Не всегда вовремя, совсем немного. Но большинству было еще хуже, чем нам. У меня был оклад в 300 долларов – хорошие деньги по тем временам! Я получал их валютой, от своего непосредственного начальника, дяди Лечи. Расписывался в ведомости.

Я чувствовал себя кормильцем, добытчиком – как и подобает мужчине. В моем доме было достаточно еды. Лейла целыми днями убирала, стирала, возилась с ребенком, готовила. Я приходил с работы, и она кормила меня, обслуживая за столом. Она садилась есть сама только после того, как я закончу и пойду прилечь. Она хорошо ухаживала за мной и за домом.

Но между нами так ничего и не было. И я к этому привык. Мне кажется, я даже перестал хотеть ее. Она еще кормила своего сына грудью. Иногда я случайно видел это. Когда видишь, как женщина кормит грудью ребенка, сексуальное желание к ней уходит стыдливо, уступая место почтению к ней как к матери.

Я заходил к родителям, пытался давать им деньги, но отец всегда отказывался. Он считал нас с Лечи рэкетирами. Я так не считал. Ведь мы работали, мы охраняли правопорядок!