Шалинский рейд: роман

И только Хас-Магомед, как прежде, ничего не боялся. Он вышел из дома ночью, и даже не в туалет, нет – он вышел на улицу, чтобы поискать себе бутылку водки. Наверняка он знал пару точек, где алкоголь можно было приобрести в любое время суток – и при советской власти, и при шариатском правлении, и при оккупационном режиме. Водку и наркотики всегда кто-нибудь где-нибудь продает.

Патрульные схватили его и затолкали в машину. Стали орать, требовать, чтобы он признался в намерениях совершить террористический акт и сдал сообщников, которые ждут его с оружием и взрывчаткой. Старик ответил военным своим ультиматумом:

– Или опохмелите меня сейчас же, или отпустите, чтобы я нашел себе сто грамм, или пристрелите прямо здесь!

Офицер придвинулся к Хас-Магомеду и приказал:

– Ну-ка, дыхни!

Хас-Магомед с удовольствием выдохнул прямо в лицо офицеру. Амбре из многолетнего перегара, смешанного с запахом чеснока, заставило русского сморщиться. И поверить, что пьяница не врет.

– Ребята, это не ваххабит. Ваххабиты не пьют. Это наш, нормальный алкоголик.

Солдаты стали смеяться.

– Старик, тебе денег дать на опохмел?

– Я пью на свои! – гордо отказался Хас-Магомед.

Офицер похлопал старика по плечу и распорядился выпустить его.

– Иди, отец. Смотри, больше не попадайся.

Я не знаю, что теперь стало с Хас-Магомедом. Если он не умер от естественных для алкоголика болезней, то наверняка продолжает пить. И не замечает, как Медведевы сменяют Путиных, и не интересуется, кто одержит верх в противостоянии Кадырова и Ямадаевых.

Он далеко, глубоко в другом мире и всем им его не достать.

Дальше было хуже. 4 сентября 1997 года на площади в Грозном публично расстреляли двух человек, женщину и мужчину. Шариатский суд вынес им приговор за убийство на бытовой почве. Расстрел показывали по республиканскому телевидению.

– Это варварство! – возмущался я, сидя в кабинете у Лечи, – к тому же незаконно! В России действует мораторий на смертную казнь. А мы все-таки еще не окончательно вышли из состава Российской Федерации. Единое правовое пространство и все такое.

– Ты поосторожнее про единое правовое пространство, – Лечи оглянулся с беспокойством, – смотри, зачислят в пособники оккупантам.

– Да ладно. Бог не выдаст, свинья не съест. Лечи, ну сам подумай, какое может быть у нас шариатское право? Нет, я согласен, это тоже система норм со своими процедурами. Но кто у нас их знает? Как реально применять шариат? Какая система доказательств? Клятва на Коране? Радуев поклялся на Коране, что видел Дудаева живым в Европе. Еще он всем рассказывает, что в Египте его лично встречал премьер-министр. Надо – на Коране поклянется. Он в чем угодно поклянется. Что к нему явились инопланетяне и передали власть над Солнечной системой. И сколько найдется таких свидетелей! По любому делу! Будут говорить противоположное и держать ладонь на Писании! У нас же не верят ни в Аллаха, ни в шайтана, ни в Ахурамазду! Никто ни во что не верит, все только притворяются! За супружескую неверность жену забить до смерти камнями. Средневековье! Доказательст во: свидетельство четырех правоверных. Что они, правоверные эти, свечки держали?

– Ты прав, – Лечи вздохнул, – херня полная. За первую кражу рубить левую руку, за вторую кражу рубить правую руку… это же беспредел!

Лечи, вор-рецидивист, посмотрел на свои руки.

Мы были против такого прямого толкования исламских норм. И вообще, что до меня, я всегда считал, что Чечня должна быть светским государством. Но шариат был принят республикой как официальная система права, и мы не имели права протестовать. Само учреждение, в котором мы работали, называлось теперь Министерством шариатской государственной безопасности. Мы просто тихо матерились у себя в кабинетах.

– Скоро они заставят наших женщин носить паранджу! – добавил Лечи.

– Не, женщин они не заставят. Они не такие трусливые, как мы, – отвечал я.

– Это должен прекратить Аслан! Иначе зачем мы его избрали?!

Масхадов молчал. Масхадов хотел сохранить мир внутри чеченского общества любой ценой.

Шариатчики распоясались. Конфликт назревал на всех уровнях. Несколько наших парней подрались на улице с отрядом ваххабитов. Набили им морды. До применения оружия, слава богу, не дошло. Так нас наказали за это! Республиканское руководство объявило нам выговор с предупреждением.

Мой дядя Лечи не унывал. Вскоре после получения выговора он заявился в мой кабинет, потрясая желтой полуистлевшей книжицей, и с торжествующим видом заявил:

– Вот ты говоришь: шариат, шариат!

– Да ничего я не говорю, Лечи, – попытался я защищаться.

Но Лечи ничего не слышал и продолжал:

– А знаешь, кто внедрял шариатские суды в Чечне?

– Ну, кто… имам Шамиль, наверное.