Шалинский рейд: роман

– Благими намерениями… это вы так думали. Это вам так сказали генералы. Но кто сказал это войскам? Кто сказал солдатам, что они миротворцы? Или хотя бы, что они на стороне тех чеченцев, которые против диктатуры Дудаева? Нет. Им сказали, что они пришли подавить бунт против России. Остановить взбесившихся чурок. И они вели войну просто, по национальному признаку: каждый чеченец – враг. Даже если днем он притворяется другом, ночью он выстрелит в спину русскому. Кто сейчас в России знает, что чеченцев из ополчения в боях с дудаевскими боевиками в первые дни войны погибало больше, чем федералов в разы?

– Да, так было. Но сейчас…

– Что сейчас? Что сейчас изменилось? Кто-то объяснил солдатам, что половина чеченцев – за Россию? Что у вас есть «договоренности»? Может, они надели голубые каски ООН? Может, с ними больше нет попов, которые кропят святой водичкой снаряды, посылаемые в стан «басурманов»?

– Тамерлан, Тамерлан, не горячись, – сказал Анзор, – на этот раз все будет по закону.

– По закону? Анзор, это война. На войне есть только один закон. Знаешь, что он гласит? Vae victis – горе побежденному. Сдаваться на милость? Вы правда верите в милость этих генералов, министров и депутатов со звериными мордами, которые ради денег и власти готовы свести в могилу половину собственной страны – русских, татар, чеченцев, без разницы?!

Лысоватый глухо спросил:

– А чего ты сам хочешь? Чего ты ждешь? Надеешься на долбаный суверенитет, на независимую Ичкерию?

– Речь уже давно не о суверенитете. Я сам вижу, что мы оказались не готовы строить собственное государство. Речь не о каком-то мутном праве нации на самоопределение. Речь о праве на жизнь. О моем, твоем, моих соседей – праве жить. Рождаться, жениться, плодиться, умирать собственной смертью. Речь о праве на жизнь. Праве жить, просто – жить. За нами не признают этого права. Нас бомбили и будут бомбить. Убивали и будут убивать, когда им вздумается. Поэтому мы не можем сложить оружие. Когда тебя прижимает к стенке вооруженный грабитель, последнее, что ты должен сделать, – это сложить оружие и отказаться от права на сопротивление. С того момента, как ты сдашься, ты больше не сможешь вести переговоры, ты не сможешь требовать для себя гарантий безопасности. Думаете, с вами стал бы кто-то разговаривать, если бы не было парней с оружием, которые готовы драться до смерти? Вы можете ставить условия, требовать прекращения бомбардировок и «зачисток» только пока есть они, парни на линии фронта, с оружием в руках. Если их не будет, вас никто не станет слушать, не будет никаких гарантий и условий – просто придут и сделают все, что захотят. Волк жив, пока скалит зубы. Чеченский народ жив, пока у него есть эти зубы, – те самые парни с оружием, которых вы призываете сдаться на милость охотнику за волчьими шкурами.

– Ты еще веришь в возможность говорить с Россией с позиции силы? У вас нет никакой силы. Если войска встретят сопротивление, они сотрут село с лица земли. Женщины, дети, старики – все пострадают. Ты о них не думаешь? – сказал высокий.

Лысоватый добавил:

– Товарищ, ты, похоже, думаешь, что мы приехали сюда в надежде расхватать теплые местечки во власти. Но это не так. Мне, например, не нужна власть. У меня болит сердце за народ. И это честно. Я хочу спасти наших людей. Я мог бы спокойно жить у себя в Москве, но меня попросили помочь, и вот я приехал. Мы приехали, чтобы помочь своему народу, спасти людей от большой беды. Но мы не справимся одни. Нам самим нужна помощь, помощь таких разумных людей, как ты. Ведь от нас, если мы будем все вместе, тоже многое зависит.

– Я не верю в наши силы. И я не против вашей миссии, если она поможет спасти мирных жителей. Дала аттъо боил шун, пусть по милости Всевышнего у вас все легко получится. Но я не готов вручать свою жизнь в чужие руки. И я не могу просить своих ребят делать то, во что я сам не верю. Если от меня хоть что-то будет зависеть, мы не станем оборонять Шали. Не будем превращать его в крепость и в место боя. Но мы не будем сдавать оружие и надеяться на милость врага. Мы будем скалить зубы. Мы сами будем этими зубами, с которых течет кровавая пена. Мы нужны такими, и вам мы нужны – такими. Если вы искренне хотите заставить Россию прекратить убийства – это поможет и вам. Мы будем следовать своей судьбе. И пусть будет, что будет. На все воля Всевышнего Аллаха!

– На все воля Аллаха, – эхом повторили мои гости, печально качая головами.

Когда они ушли, я долго не мог успокоиться. Не находил себе места, ходил из комнаты в комнату. Я понимал, что вспылил, может, наговорил лишнего. Ведь они, похоже, действительно хотят, как лучше… Но, размышляя об этом снова и снова, я понимал, что и сам я был искренен, я был по-своему прав и повторись эта встреча – сказал бы все то же самое, слово в слово.

И все же меня не покидало чувство, что произошло что-то ужасное и непоправимое.