Шальная графиня

Все это так, но куда же было ее теперь девать? Обоз отбит, охрана частью рассеялась, частью полегла под выстрелами. Увести ее в отряд? Но такая красота непременно стала бы предметом распрей: ею пожелал бы владеть всякий! Вот уже и сейчас Миленко, приметив, как Вук любуется пленницей, молвил:

– Не помню, говорил ли я тебе, побратим, о нашем сербском богатыре, Крылатом Хреле? Про его силу рассказывали чудеса. Далеко в поле за Рашкою, которая протекает под Хрелиной горой, показывают дерево: до этого дерева Хреля, говорят, бросал свой тяжелый буздоган [42] из-за реки. Однажды ему пришла охота жениться, и он нашел себе молодую прекрасную девушку. Через два дня после свадьбы он взошел на свою башню, чтобы показать силу гостям, бросил булаву – и добросил ее не так далеко, как прежде. «Погоди, – сказали ему гости, смеясь, – поживешь еще с женою, и буздоган твой не долетит и до Рашки!» Хреля не ответил: он сошел вниз, взял свою жену в охапку и, размахнувшись, бросил бабу в реку!

Гайдуки захохотали, добродушно поглядывая на Вука, и только Арсений и Аница смотрели недобро.

– Не гнать же ее теперь, – пробурчал Вук смущенно. – Но и вам, охальникам, ее не видать! Давно хотел сказать: пускай Аница идет жить в деревню, не место ей среди мужиков; а вместе с ней поселится и эта девойка. Глядишь, найдется добрый человек, возьмет ее за себя по чести и по совести, а нет – сопроводим ее в Банялуку: какому ни есть почтенному турчину достанется...

Ох, как взвилась Аница! Ни словом не обмолвилась, не поперечилась никак, но глаза вспыхнули лютой ревностью, словно Вук приуготовил турчанку себе в наложницы, а не отослал от себя.

А он уже и сам толком не понимал, почему велел спасти ее. Не красота турчанки поразила его, хотя она была замечательной. На миг проблеснуло невероятное сходство с той, которая погибла по его невинной прихоти, с Рюкийе-ханым, и Вук возмечтал: а вдруг она чудом спаслась, осталась жива... Тут же понял, что ошибся, но жалость уже овладела его сердцем, и он отдал приказ спасти ее.

Конечно, все дело было в Рюкийе! Он неизгладимо запечатлел ее в сердце своем, и чудилось, что все женщины, встреченные им прежде и потом, – лишь бледные грани ее образа. Вот к ней-то он не испытывал той снисходительной брезгливости, какую вызывали и Аница, и прекрасная турчанка, хотя Рюкийе была даже не жертвой насилия, а любимой наложницей султана Гирея. Но для Вука этого как бы не существовало. Прошлого не было! О ее судьбе он знать ничего не желал, кроме одного: что она жива. О, если бы так! Если бы Вук мог поверить, что видения, порою являвшиеся к нему в некоем мистическом озарении, не бред воспаленного ума и тоскующего сердца, а та экстатическая сила, которая, будучи возбуждена пылким желанием или чрезвычайно живым представлением, может переносить дух на невероятные расстояния, в дальние, непредставимые места! Например, как-то раз – это было еще в октябре, он запомнил, что они с Миленко тогда еще путешествовали по Боснии, – Вук на привале ударился в воспоминания. Мысль его разнеслась, сердце разгорелось... Вдруг его словно бы ударило что-то по глазам – и в промельке света возникло лицо Рюкийе.

Он едва узнал ее, она была совсем другая, чем там, на галере: в красивом зеленом платье, с изысканной прическою, – но лицо ее было таким же испуганным, как в тот миг, когда сабля Сеид-Гирея свистела около головы Леха Волгаря, а вокруг все горело, лилась кровь. И тут словно некая темная волна выплеснулась из зеркала и ударила Вука! Это было предчувствие страшной опасности... но самым страшным было то, что грозила она не ему, а Рюкийе.

– Берегись! – безотчетно выкрикнул Вук и очнулся от звука собственного голоса. Пришлось бессвязно объяснять всполошившимся друзьям, что ему просто-напросто приснился дурной сон.

Второй подобный случай был уже на исходе зимы. Вук и Миленко сидели на поляне, ожидая разведчиков, ушедших в Банялуку, и смотрели на синие зубцы гор. Миленко задумчиво покуривал трубочку, а Вук крепко задумался. Как всегда, о Рюкийе.

Жива ли она? Помнит ли?

Солнце играло со снегом, сверкало. Вук засмотрелся на шаловливые искры. Они мельтешили, выстраиваясь в длинный ряд огоньков, и Вук разглядел, что перед ним открывается как бы коридор взаимно отраженных зеркал, а в конце этого коридора, между двух свечей, сидит Рюкийе и смотрит прямо в его глаза.

Она была невероятно далеко – и в то же время так близко, что чудилось: протяни руку – и коснешься ее!..

Вук рванулся вперед... но тут громко запыхтел трубкою Миленко и вскочил на ноги, дрожа и смеясь: – Холодно!

Видение исчезло.

* * *