Шальные миллионы

Были попытки переменить быт, найти другие дела, другие занятия. И кое-что он предпринимал практически: то новую квартиру покупал и принимался ее обставлять, то приобретал в Москве особняк в стиле барокко и мечтал его отреставрировать. Но быстро остывал и соскальзывал на прежнее.

Борис хотел спуститься вниз, позагорать с Ниной и Анной, — делал усилия, чтобы побороть тягу к очередной дозе, но не смог, достал трубку и жадно, большими затяжками стал курить. Голова быстро закружилась, он загасил и спрятал трубку, вошел в комнату, зачем-то обошел вокруг стола, пытался вспомнить о своем намерении идти к морю, но тут же подумал: «Зачем?.. Там жарко и будет болеть голова».

Некоторое время ходил из комнаты в комнату, чего-то искал, чего-то ждал, но чего?.. Вопросы, едва коснувшись сознания, тут же испарялись, как испаряются белые облака в вышине неба.

Он не понимал, что с ним происходит.

Нина держала втайне свои отношения с Сергеем, не хотела до поры обнажать окончательного разрыва с Борисом. И, сверх того, знала, каким ударом для Силая оказалось бы невнимание невестки, ослабление курса лечения, основным элементом которого и являлись их общение, постоянные беседы, — теплое, сердечное отношение к больному. Силай ухватился за нее, как утопающий за соломинку.

Утром завтракали всяк по своим углам: Силаю приносили чай или кофе в постель, Нине накрывали три прибора в ее гостиной, — она звала Анюту и Сергея, а Малыш питался в одиночку.

Бориса по несколько дней не было в «Шалаше», никто не знал, где он пропадал, да никто его об этом и не спрашивал. Потом к вилле вдруг подкатывали три-четыре машины, он выходил из одной из них и нетвердой, шатающейся походкой проходил к себе. Там он спал, ненадолго спускался на пляж, час-другой загорал, купался и — исчезал снова на два-три дня.

К нему были равнодушны: Силай окидывал его презрительно-недовольным взглядом, Нина и вовсе не удостаивала вниманием. Борис укладывался рядом с Анной и Малышом, — а они всегда были вместе, — и задавал дежурные, незначащие вопросы, вроде «Ну, как вам отдыхается?» или «Вам хорошо тут, у нас?»

Иногда отходили в сторонку с Малышом, несколько минут беседовали. О чем — никто не знал, и даже Анюта никогда не слышала их разговоров.

Телом Борис был рыхл, он полнел, талия сравнялась с бедрами, а ноги будто бы становились тоньше и слабее, и сзади он все больше походил на пожилую, нескладную и болезненную женщину. Нина однажды сказала Силаю:

— Полечить бы Бориса.

— Бесполезно, — ответил Силай. — Такие люди знают одну цель в жизни — деньги. Этой цели он достиг, других у него нет и не будет.

И махнул рукой. И была в его словах и в этом жесте выстраданная безысходность.

В другой раз Нина, сидя с Силаем в беседке у моря, заговорила о Малыше, как-то вскользь проронила: «Не похож этот парень на преступника».

— Преступника? — удивился Силай. — Кто тебе сказал, что он преступник?

Нина смутилась, поняла свою оплошность.

— В Питере его все так называют. Говорят еще, что он глава какой-то страшной международной мафии. Ему только стоит пальцем шевельнуть, и человека убивают. И еще многое о нем говорят.

— В Питере, наверное, и обо мне говорят. А? Может, слышали?

— Нет, о вас ничего не слышала, — соврала Нина. Сказала бойко, решительно, — так, чтобы не было сомнений.

Силай склонил свое тело на поручень плетеного кресла, устремил взгляд на набегавшую и таявшую на песке волну. Смотрел долго. И думал.

— Малыш сделал деньги, — очнулся он от размышлений. — Большие деньги. Очень большие! Сейчас все в России бросились делать деньги. Ты ведь тоже сделала деньги. Сама сказала: двадцать миллионов долларов! Так что же теперь, — называть вас преступниками? А я вот, например, и не знал, что делаю деньги. Поддерживал систему частных банков, каких-то фирм смешанных. Разрешил в Москве продавать землю вместе с домами, магазинами, институтами. В Вашингтоне тоже продают. И в Токио, и в Рио-де-Жанейро. И не знал, что за это на счет в Манхеттен-банке мне закладывают крупные суммы. В канцелярии у меня работал Яков Фридман, дальний родственник моей второй жены. Он с Борисом и прокручивал многомиллионные операции, а потом к ним Малыш подключился, мастер по фальсификации банковских документов. Счет пошел на миллиарды, но и об этом я тогда не знал. А когда мне вручили чековые книжки с указанием банков и счетов на мое имя, было поздно сопротивляться, протестовать. Я смирился, вышел из игры. А теперь России нет, банки там частные, и некому возвращать миллиарды. Я ведь знаю новую власть в лицо: это настоящая саранча, готовая сожрать все, что встретится ей на пути.

— А как же быть? Что вы собираетесь делать?

Силай сощурился, заглянул ей в глаза.

— А вы что собираетесь делать со своими деньгами? Тоже ведь миллионы!

— Я? — растерялась Нина. — Я уж приняла меры: я, как Анна, строю кирпичный завод на родине, реставрирую церковь и послала деньги на строительство детского сада в райцентре. И еще что-то придумаю.

Улыбка соскользнула с лица Силая. Облокотился на стол, нахмурил побитые сединой брови.