Шальные миллионы

— Хворый он, время пришло.

— Этот верблюд-то хворый? Рассказывай сказки! Нина рассмеялась.

— Останови машину.

Анна затормозила. Съехала на обочину.

— Перстень видишь? — Нина поднесла ей к носу массивный золотой перстень с крупным бриллиантом.

— Красивый. А что?

— А то, что в нем баллончик с паралитическим газом. Я подношу его к носу и большим пальцем нажимаю вот эту кнопочку… И наступает мгновенный паралич.

— И надолго?

— На семь-восемь часов, но и потом с месяц человек ходит как чумной. Одного баллончика хватает на десять «атак». А у меня их, баллончиков таких, дюжина. Сделаны в Англии по особому заказу.

Анюта вспомнила свой плен в лесной избе, подумала: «Вот, если бы у меня был такой защитник».

— Что, завидуешь? — Нина полюбовалась перстнем. Сняла с пальца. — На! Дарю тебе.

— Ты что, — в своем уме? Такая вещь!

— Да, такая. Всякий бы резидент позавидовал, а тебе дарю. Потому что люблю тебя, вот как люблю!

И Нина схватила Анюту, прижалась к ней, целовала в лоб, щеки, волосы.

— Сумасшедшая! Обмуслякала всю. А перстень не возьму. Он и тебе нужен.

— Мне? — достала с заднего сиденья дорожную сумку, вынула из нее другой перстень, — похожий, но все-таки другой формы. И тоже массивный, с раздувшимися боками. — Видишь? Нашла, о ком беспокоиться. Бери, говорю тебе, и носи. Приспеет момент, — вот как нынешний, — вмиг уймешь кого хочешь.

Анюта взяла подарок и нежно обняла подругу. И они долго сидели так.

Счастлив человек, имеющий хотя бы одного друга!

К переправе через Дон подъехали ночью. Паром не ходил, в очереди стояло несколько машин, — одна из них легковая. Водители спали в кабинах. Молодой парень вышел из легковой, подошел к «форду».

— О, девчонки! Можно посмотреть вашу карету? Никогда еще не видел такой.

Обошел машину, поеживаясь от холода.

— Пустили бы меня к себе, замерз. Анна растворила заднюю дверцу:

— Залезай.

Парень нырнул на сиденье.

— О-о, тепло! А я свой мотор не гоняю, бензин берегу. Он сегодня дорогой… А вы, девочки, откуда?

— Из Петербурга, — отвечала Анна.

— Врешь! Скажи правду.

— И не вру совсем. Из Питера мы. Двое суток едем. А ты откуда? В Каслинской таких не видела.

— Но ты же питерская.

— А и не питерская. Я — Анна Воронина. Слышал, может быть?

— Анюта! Слышал, но встречаться не приходилось. Сергея, брата твоего, знаю. Иловлинский я, Петр Чистяков.

— А я тебя видела. В агропроме начальника возил.

— Точно! Вот история: ты меня знаешь, а я тебя нет.

— Парень-то ты вон какой заметный. Таких за версту видно.

Они громко и долго смеялись. А насмеявшись, Анна сказала:

— Ладно, ребята. Давайте спать.

И прислонилась к дверце, закрыла глаза. Парень и вовсе разлегся на сиденье. А Нина подумала: «Тут, на Дону, другие нравы. И люди другие». И тоже отклонилась к дверце, и задремала. Скоро они уже спали сном младенцев. И тогда только проснулись, когда на переправе послышались голоса, возникло движение.

Петр помогал Анне въехать на паром, бежал возле машины, командовал, куда и как рулить, где прибавить газ, где убавить.

Девушка впервые переезжала переправу, — убедилась, что дело это не такое легкое. Поблагодарила Петра, а узнав, что к обеду он вернется в районный центр, попросила заехать в милицию, разыскать там Сергея.

— У дяди Жени есть телефон.

— Есть, но до Сергея не всегда удается дозвониться.

Проезжали мимо церкви. Анна остановилась и предложила Нине зайти с ней внутрь. Их встретил сторож, — ветхий старичок в казацкой фуражке царских времен, — Григорий Федорович. Завидев Анну, поклонился ей низко, почти до земли.

— Здравствуй, доченька, Аннушка, дай тебе, Господи, счастья, жениха хорошего, и деток здоровеньких, и всяческих благ, и долгой-долгой жизни.

— К чему речь такая, дедушка Григорий?

— От мира всего тебе кланяюсь, от казаков-станичников за хлопоты твои и заботы. Церквушку-то, люди говорят, на твои денежки ставим. Посмотри-ка, что тут за два месяца мастера понаделали. Уж и окна застеклили, и пол настелили, а Олег, всему голова, и по ночам трудится: иконостас, простенки, окаем по купольному основанию — все своими руками расписывает. И все, говорит, за твои денежки, Аннушка. Да вы сюда проходите, к амвону, — вон там, в стружках и спит Олег Филиппович.

Под брезентом в пальто и в шапке спал на древесных пахучих стружках Олег. Анна не стала его будить, сказала сторожу:

— Пусть спит, а когда проснется, скажите, что я приехала.

И подруги по главной улице станицы проехали к дому дяди Жени. Гараж был открыт, и Анна завела в него автомобиль. А когда девушки вышли из гаража, их на крыльце встречал Евгений Владимирович. Выговаривал:

— Ни телеграммы, ни звонка — как снег на голову.