Шальные миллионы

Тариэл раскрыл «дипломат», — там рядком стояли бутылки «Цинандали». Амалия смотрела на них со страхом и обостренным любопытством, — тотчас заметила, как тщательно выбирал Тариэл бутылку, осматривал пробку. «Ага, — догадалась хозяйка, — здесь упаковка фабричная». Окинула взглядом три оставшиеся в «дипломате» бутылки. «Интересно, для кого они? Для меня-то вроде ни к чему уж».

Тариэл пытался наладить беседу, обращался к хозяйке, но та отвечала односложно и больше относилась к гостям.

— Сбежал ваш президент, семьсот миллионов рублей с собой прихватил?

Нино опустила длинные ресницы, прикрыв ими большие сливовидные глаза, а дядюшка Зураб помрачнел, плотно сжал тонкие губы.

— Плохой человек наш президент. Такую кашу заварил! Нет теперь Тбилиси. Тысячи лет был, а теперь нет, как так можно-а?..

Амалия деликатно, чуть слышно заметила:

— Плохой человек, а вы его — в президенты.

И тут вскипел Тариэл:

— Ваш хороший! Россию развалил! Где она теперь, — Россия?..

И словно бы спохватившись, смолк, взял бутылку, стал разливать вино.

— Народ — дитя малое, — заключил дискуссию Зураб. — Помани пальцем — идет. Гамсахурдия много обещал. Мы поверили, но власть, как кровь для хищного зверя, — человек от нее пьянеет. Дьявол вселился в нашего президента. Врагов стал искать. Сталин тоже врагов искал. Ай-яй!..

Дядя Зураб качал седой кудлатой головой и, как будто от зубной боли, тихо стонал.

Тариэл повеселел. Он, видимо, боялся, что Амалия плохо встретит гостей и, чего доброго, устроит сцену, оконфузит его в глазах земляков, но нет, хозяйка, хотя и сердилась на него, однако вида не подавала. Амалия пыталась разговорить девушку, обращалась к ней с вопросами, но та стеснялась, опускала голову, вела себя как дикарка. И хозяйка от нее отступилась, сказала Тариэлу:

— Мне завтра рано вставать, я пойду.

И уже в дверях столовой показала на шкаф в коридоре:

— Тут белье, одеяла. Постели гостям на диванах.

Не читала перед сном, не включала приемник, — лежала с открытыми глазами, думала. Ей, конечно, хотелось бы знать правду о девушке, — может, невеста его? — однако мысли эти были легкие, сердца не томили. В конце концов ей теперь все равно, кем доводилась ему Нино и какие у них были планы, — она свое решение приняла и теперь думала лишь об одном: как ей расторгнуть брак и разойтись с Тариэлом без осложнений. Где-то копошилась мысль, что по-хорошему им не расстаться, Тариэла из квартиры не выписать, — надо бы чем-то его припугнуть. Но чем?.. На рынке Тариэл не торговал, значит одна у нее зацепка — «коктейль для тети Клавы». Наркотик — преступление, он опоил ее, может быть, так происходило и с другими. Надо взять анализ из тех трех бутылок, что остались в его «дипломате», и проследить, где он бывает, каких еще дур угощает.

И тут вкралось подозрение: Тариэл в мафии, у них на всех петербургских рынках кавказские мафии. Говорят же люди… И на нашем Торжковском будто бы идет борьба «азиков» с грузинами. Тариэл хоть и сдает кандидатский минимум в Университете, но повязан и с мафией. И на рынке соседка его видела, она врать не станет.

Амалия решила продолжать свою разведку, иначе с ним не развяжешься, еще и саму втянут в преступную шайку.

Она потушила свет и уже засыпала, — в дверях появился Тариэл.

— Ты спишь? — спросил негромко.

— Нет, но ты устройся в кабинете. Я нездорова.

— Хорошо, я устроюсь. Спокойной ночи.

Согласился быстро и вышел, плотно прикрыв дверь.

Не спросил, что с ней, не нужно ли какое лекарство? Обрадовался, ушел.

Было горько и обидно сознавать, что ты не любима, но эти же чувства убеждали Амалию в правильности принятых ею решений, укрепляли волю, побуждали к поискам быстрейших путей, ведущих к победе. Мысль работала остро и напряженно, она не спала. И уже далеко за полночь ее слух уловил приглушенный разговор из кабинета. Она поднялась, бесшумно приоткрыла дверь, и теперь до нее явственно доносилась речь на грузинском языке, — говорили поочередно то он, Тариэл, то Нино. Устроились на диване, старом диване, который так любил ее муж.

Оставила дверь приоткрытой, легла в кровать. Тариэл отпал от сердца окончательно, она засыпала с легким и светлым чувством свободы, — сознанием, что никогда и не любила этого чужого страшного человека.

Сон ее был долог и безмятежен, а проснувшись, она к удовольствию и почти детской радости увидела, что в квартире никого не было. Не огорчили ее и беспорядок, царивший в столовой, облитая чаем скатерть, грязная посуда. «Недолго вам осталось резвиться, недолго», — думала Амалия, прибирая квартиру.

Позавтракав, наладила шприц, взяла пробу из всех трех бутылок, отправилась в клинику. Потом вернулась в квартиру, написала записку: