Шалость

— Мне наплевать, какое меню составила эта женщина. Я хочу получить то, что прошу! Принеси немедленно!

— Я не могу идти против воли хозяйки дома, — болезненно морщась, сообщил дворецкий.

Лорел переглянулась с Гиацинтой, и они вдвоем пошли на старика, словно в бой.

— Послушай ты, старый дурак. Может, она сейчас и хозяйка, но долго это не продлится. Когда ее здесь не будет, тебе придется иметь дело со мной. Ты понял? — Взгляд Гиацинты упал на поднос в руках дворецкого. — Что это у тебя?

— Письма для леди Эббот, — ответил Бершем.

— Дай мне их! — воскликнула Лорел, бросившись к дворецкому. — Дай мне их, я сказала! — Поскольку Бершем не исполнил ее приказ немедленно, она сама схватила послания с подноса.

— Леди Эббот уже несколько недель ждет важное сообщение, — с нажимом проговорил дворецкий. Я привез письма из Лондона, чтобы вручить их ей в руки немедленно.

— Мы позаботимся о том, чтобы она их получила, — сказала Гиацинта. — Лорел сама их ей принесет.

Лорел рассматривала конверты с пристальным вниманием, которое ни Гиацинта, ни дворецкий ни за что не могли принять за праздное любопытство. Внезапно она подняла глаза, увидев, что за ней наблюдают.

— Ну, чего ждешь? Уходи!

— Я передам леди Эббот, что письма у вас. Прямо сейчас.

Не успел Бершем уйти, как Гиацинта бросилась к Лорел:

— Ну, от кого они?

— Не знаю. Они запечатаны в конверты полевой почты. Из Лиссабона.

— Из Лиссабона? Но ведь она жила в Персии.

— Это она так говорит. Я всегда считала ее лгуньей и обманщицей. Думаю, их все же стоит вскрыть.

— Нет! — испуганно воскликнула Гиацинта. — Она узнает!

— А тебе какое дело? — Лорел обернулась к сестре со злобной усмешкой. — Я буду делать все, что считаю нужным, чтобы избавить семью от самозванки и авантюристки! И ты ничего не можешь мне сказать. Поскольку если ты скажешь, то я сумею тебе отплатить!

Обескураженная ничем не спровоцированной агрессией со стороны сестры, Гиацинта лишь развела руками:

— Ты этого не сделаешь!

— Еще как сделаю! — Лорел расправила плечи. Наконец ее жизнь обрела долгожданную интригу. И это почти притупило ее аппетит ко всему прочему. Лорел похлопала письмами по губам, приговаривая: — Надеюсь, Бершем не станет медлить с ужином. Я просто умираю от голода.

Глава 15

Девлин с трудом верил в то, что позволил уговорить себя пойти в церковь. Не то чтобы он не считал себя особенно религиозным человеком, хотя на войне бывали случаи, когда начинаешь задумываться о природе сущего, он просто не любил выставлять себя напоказ. Но именно так оно и случилось. Число молящихся удвоилось с момента начала проповеди до той минуты, когда все вместе стали петь псалмы. Вне сомнений, едва разнесся слух о том, что новый виконт Шрусбери появился в церкви, ленивые прихожане повскакивали с постелей и помчались на него поглазеть.

Семейная скамья Шрусбери, украшенная изысканной резьбой и бархатными подушечками, была расположена так, чтобы прочие прихожане могли неустанно наблюдать за тем, как молятся аристократы. Девлину захотелось нахлобучить шляпу, чтобы прикрыть от них свой профиль. Терпение его было на исходе. Он был уверен в том, что, хотя правая его рука, покоящаяся на коленях, не была видна прочей публике, об отсутствии на ней кисти знали все. По этому поводу утром уже произошел инцидент.

Девин поджал губы. Утром, как раз в тот момент, когда он выходил из столовой, закончив завтрак, самая толстая из сестер Шрусбери, та, что напоминала гусыню своей грациозностью, подошла к нему, кутаясь в шаль, которую он купил для Джапоники, и начала многословно и назойливо благодарить его за «чудесный драгоценный подарок». Гусыня водила плечами, всячески выставляя напоказ свой внушительный бюст, и Девлин невольно задумался о том, какие еще части тела она стала бы демонстрировать перед ним, если бы ей достались подарки из тех коробок, в которых были чулки или нижнее белье.

— Хотелось бы знать, что вы подарили нашей новой матушке, — жеманничая, спросила Лорел. — Можно подумать, будто у нее есть свой ребеночек, на котором она успела попрактиковаться в воспитании отпрысков, но ведь это невозможно, не так ли? Такая хорошая матушка и совсем неопытная в этой роли.

Девлин ни на мгновение не сомневался, что гусыня не считает Джапонику хорошей воспитательницей, но он не мог понять, зачем она решила высказать это в столь неподходящий момент. Лишь после того, как толстуха уронила кружевной носовой платок, он понял, что с ним флиртуют.

Девлин поступил так, как поступил бы любой на его месте: нагнулся и поднял его. И вот тогда она заметила его протез. Куда только делась слащавая фальшивая улыбка, которой гусыня, видно, стремилась его завлечь? При виде протеза глаза ее стали квадратными от ужаса. И тут она начала визжать, как ошпаренная кошка. Если она и упала в обморок нарочно, то просчиталась, ибо падение ее было безобразно, словно наземь рухнул мешок с песком. Девлин был слишком раздосадован, чтобы броситься поднимать ее. Однако заметил, что головой об пол она не ударилась.