Шалости аристократов

Представление продолжалось. Дети вновь забормотали что-то из «Рождественских сказок для крошек», а затем мисс Берджесс заиграла прелюдию к песенке «Девушка-апельсин» из ревю, которая всегда пользуется огромным успехом. Все актёры вышли на сцену, и из-за занавеса высунулась чья-то рука, чтобы опустить его в нужный момент. Похоже, это был финал, но вскоре я убедился, что вместо театрального термина здесь куда лучше подошло бы обычное слово «конец». Конец света.

Насколько я понимаю, вы видели этот номер во Дворце? Песенка звучит так:

Ох, тра— та-та, тра-та-та, апельсины,
Мои апельсины,
Тра— та, апельсины,
Ох, тра— та-та, тра-та-та, уж не помню чего,
Тра— та-та, тили-бом, и чего-то ещё,
Ох…

По крайней мере слова примерно такие. Прекрасная музыка и неплохой мотив, но популярной эту песенку делало то, что в конце номера девушки доставали из корзин апельсины и кидали их в публику. Не знаю, обращали вы внимание или нет, но зрителям всегда жутко нравится, когда со сцены им чего-нибудь перепадает. Каждый раз зал стонал от восторга.

Но во Дворце, как вы понимаете, апельсины сделаны из шерсти, и девушки не швыряются ими, а мягко подкидывают в первый и второй ряды. Я начал понимать, что сегодня ситуация сложилась несколько иная, когда нечто твёрдое и круглое пронеслось мимо меня и взорвалось, шмякнувшись о стену. Второй жёлтый шар угодил в лоб одной из шишек в третьем ряду, а третий апельсин заехал мне по носу, и на некоторое время я перестал интересоваться представлением.

Когда я кое-как отёр лицо, а глаза мои перестали слезиться, я увидел, что школьный рождественский праздник превратился в нечто напоминающее оживлённую ночь в Белфасте. Повсюду слышались крики и летали фрукты. Дети на сцене развили бурную деятельность, а Бинго метался, не зная, что ему предпринять. Смышлёные ребята поняли, что второго такого шанса им никогда не представится, и поэтому швырялись апельсинами, сияя от счастья. Крепкие Орешки поднимали те апельсины, которые можно было поднять, и кидали их обратно, так что на некоторое время публика попала под перекрёстный огонь. Страсти накалились, а затем свет снова погас.

Я решил, что мне пора уматывать, и потихоньку скользнул к двери. Я вышел на улицу первым, но через несколько секунд публика валом повалила из зала. Они выходили.группами, и я ещё не слышал, чтобы о каком-нибудь представлении у зрителей сложилось столь единодушное мнение. До последнего человека, включая женщин, все проклинали малыша Бинго, и в народе постепенно стало складываться мнение, что его неплохо было бы купнуть в деревенском пруду.

Энтузиастов этой идеи становилось всё больше, и лица у них были такими суровыми, что я решил как-нибудь добраться до Бинго и посоветовать ему натянуть шляпу поглубже на лоб и выйти из здания чёрным ходом. Я вернулся в зал и после недолгих поисков обнаружил малыша за кулисами. Бедолага, взмокший от пота, сидел на ящике из-под апельсинов и был похож на выжатый лимон. Волосы у него растрепались, плечи поникли, а в глазах стояли слёзы.

— Берти, — сказал он трагическим голосом, увидев меня, — это всё подстроил негодяй Стегглз! Я поймал одного мальчишку, и он мне во всём признался! Стегглз подложил настоящие апельсины вместо шаров из шерсти, на которые я ухлопал кучу сил, времени и не меньше фунта стерлингов! Ну погоди же! Сейчас пойду и разорву его на мелкие кусочки! Хоть какое-то будет утешение!

Мне не хотелось нарушать его планы, но у меня не было выхода.

— У тебя нет времени на легкомысленные развлечения, — сказал я. — Тебе надо сматываться. И чем скорее, тем лучше!

— Берти, — безжизненным голосом произнёс Бинго, — она только что была здесь. Сказала, что я во всём виноват и что больше не желает меня видеть. Обозвала меня бессердечным шутником… Ох, что толку? Она порвала со мной всякие отношения.

— Пусть это будет последней твоей неприятностью. — Несчастный придурок никак не мог понять всей трагичности своего положения. — Ты понимаешь, что две сотни широкоплечих крестьян собираются купнуть тебя в пруду?

— Нет!

— Да!

На какое— то мгновение бедолага, казалось, совсем упал духом. Но только на мгновение. В малыше Бинго всегда было что-то от доброго, старого, породистого английского бульдога. Странная, лёгкая улыбка на мгновение озарила его лицо.

— Не беспокойся, — сказал он. — Я выберусь через подвал и перелезу через стену. Меня им не запугать!

* * *

Примерно через неделю после описанных выше событий Дживз, подав мне чай в постель, отвлёк моё внимание от спортивной странички в «Морнинг пост» и указал на колонку брачных объявлений, где сообщалось, что вскоре состоится свадьба между достопочтенным викарием Губертом Уингхэмом, третьим сыном его светлости эрла Стурриджского, и Мэри, единственной дочерью покойного Мэттью Берджесса из Уэверли Корт, Хантс.

— Естественно, — заметил я, прочитав объявление с востока на запад, — этого следовало ожидать, Дживз.

— Да, сэр.