— Я в пятницу за расчетом на работу ездила… Потом… Спала, кажется…
— Спала! Она это называет — «спала»! Ну что ты на это скажешь?! — возмутился Виктор. — Ну что, как не «дура»! У тебя голодный обморок был! Не появись я, ты бы так концы и отдала тут втихаря!
Вера пожала плечами.
— Откройте в стенке левый нижний шкафчик — там белье. А одеяла и подушки в тахте, нужно приподнять ее за край…
Смастерив себе постель, Виктор снова заглянул к Вере. Она не спала — полулежала на подушках, закинув бледные, с заострившимися локтями руки за голову.
— Я пойду на кухню, поем, — сообщил ей Виктор. — Я не то, что некоторые, не могу спать на голодный желудок. Да и гастрит мой не согласен…
Если что будет надо — позовешь.
— Зачем вам это? — Вера, не меняя положения, повернула голову в его сторону. Ее волосы разметались по подушке; русые, они казались совершенно темными при неярком свете, — а может, потеряли свой блеск от недоедания; темно-серые глаза тоже казались черными и зияли на осунувшемся лице, как омуты.
— Наверное, я действительно поглупела… Никак не могу понять. Так зачем вам все это? — повторила она.
Виктор растерялся от такого вопроса. Он замешкался на пороге, потоптался и, развернувшись в сторону кухни, бросил через плечо: «Да я вот пытаюсь втереться к тебе в доверие, а потом ограблю тебя и смоюсь». И ушел есть свой бульон с курицей. Вере курицу пока нельзя было, — зато ему можно, еще как можно! Необходимо даже…
— Ладно. Я допустим, дура. А ты — врун! — донеслось до него из спальни.
У Виктора побежал тревожный и приятный холодок по спине от этого «ты». Он не ответил, отрезая себе толстый кусок хлеба, посыпая его солью и поддевая им сочный кусок белого мяса.
— А что? — произнес он, наконец, набив рот. — Неплохая компания подбирается…
Фоторобот
Галя плакала в трубку. Галя рыдала в голос, и Стасик никак не мог толком разобрать ее слова.
— Как ты мо-о-ог!… Как ты мо-о-ог! — завывала она.
— Галочка, миленькая, клянусь, у меня никого нет, кроме тебя, — уговаривал Стасик, — правда, поверь мне! И ночью тогда я действительно оказался каким-то образом на клад…
Новый взрыв рыданий оглушил Стасика.
Он страшно жалел, что рассказал Гале эту историю про вампиров. Надо было молчать — промолчал же с крышей, не стал трепаться о пристанище геев? А вот дернул его черт живописать кладбищенские ужасы Гале, с ее простым материалистическим сознанием…
— Слышь, Галя, не плачь, прошу тебя! Я люблю тебя, тебя одну, ты же знаешь!
— Причем тут! — вдруг зло взорвалась Галя. — Причем тут твоя любовь!
Как ты мог обманывать меня столько месяцев подряд! Как же ты мог, подлец, смотреть мне в глаза, и при этом…
— Что ты?! О чем ты говоришь, Галочка? — испуганно перебил ее Стасик. — Какие месяцы? Ты что?! Я тебе всегда правду говорил!
— Я одного не понимаю, прорыдала Галя, — какую же черную душу надо иметь, чтобы делать такое!
— Какое «такое», Галочка, ты о чем? Что я такого сделал?
— Ты еще спрашиваешь! Ты еще смеешь спрашивать! Ты — убийца!
Стасик покрылся мурашками, мерзкими ползучими мурашками страха.
Перед глазами возникла вчерашняя девушка с синими глазами и тонкий пальчик в перчатке, и гневный выдох: «Убийца!». Ему даже показалось, что он валится со стула на закружившийся вдруг под ним пол…
— Молчишь! — обличительно произнесла Галя. — Молчишь, да, — нечего сказать! Думал, что я никогда не узнаю о твоих художествах, художничек! Дрянь ты, вот ты кто! Мразь, понятно?! Скоти…
— Галя! — отчаянно перекрыл ее Стасик, — Галочка, подожди, я тебя умоляю! Только послушай…
— Не желаю! Не желаю слушать, и видеть тебя не желаю, подонок…
— Прекрати! — вдруг отважился прикрикнуть Стасик. — Что за истерика?
Объясни толком, что случилось?!
— Ах, он еще спрашивает! Ах, он сам не знает! — с ехидной злостью процедила Галя. — Ну подожди, сейчас я приеду!
Она и в самом деле приехала через полчаса. Не раздеваясь, фурией ворвалась в комнату и стала размахивать перед носом у Стасика каким-то листком бумаги:
— Это что? Это что, я тебя спрашиваю?!
Стасик, у которого уже голова шла кругом от этого дурацкого разговора, от всех этих дурацких событий, да еще и от мелькания белого листочка, поморщился:
— Что там у тебя такое? Дай! — Он ухватил листок.
На белой бумаге был напечатан его портрет.
— Что это? — изумился Стасик.
— Фоторобот! — ответила Галя, усаживаясь на диван. — Фо-то-ро-бот, — отчеканила она. — С Петровки.
— Почему с Петровки? — глупо спросил Стасик. — Почему мой фоторобот?…
— Потому что тебя описали свидетели! И по их описаниям составили фоторобот!
— Свидетели? Чего — свидетели? — никак не мог врубиться Стасик.
— Твоих преступлений, вот чего!
— Моих — чего-о?
— Преступлений!
«Убийца!». И тонкий пальчик, направленный в грудь.
— Моих?! Преступлений?!
— Кончай, Стасик!
— Каких преступлений?
— Стасик, прекрати! Как ты смеешь еще ломаться, когда…
— Нет, подожди, что я такого сделал?!
— Это ты или не ты? — Галя, выбросив руку вперед, потрясла листком перед Стасиком.
— Я…