— Ты знаешь, я все время по вечерам у тебя, днем на работе, и мне так до сих пор и не удалось навести порядок в моей холостяцкой квартире. Вот закончим наше мероприятие, и я съезжу, наконец, к себе, приберусь! А потом приглашу тебя торжественно в гости. Придешь?
Он спросил это с такой надеждой, что Марина растаяла, а вместе с ней и легкие облачка сомнений.
Но в самый неподходящий момент вдруг всплыли новые. Она уже заводила машину, и Слава сидел рядом с ней на пассажирском сиденье, и его красивый профиль неясно вырисовывался в сумраке, и тут Марина подумала, что ехать «на дело» на ее машине крайне неосторожно, серебристо-голубой Фольксваген многие соседи знают; следовало бы ехать на Славиной…
И вот тут неприятно кольнула мысль о том, что и его машину она ни разу не видела, все разъезжают на Марининой…
— Слав, послушай… — Марина волновалась: к утреннему возбуждению прибавилась эта неприятная мысль, и ей хотелось поскорее развеять свои сомнения. — Это неразумно, что мы едем на моей машине. Ее знают все соседи! Мы об этом не подумали, но надо было ехать на твоей! У тебя же есть машина?
Марине стало неловко, ей показалось, что в вопросе прозвучало подозрение, которого она не сумела скрыть. Какое именно подозрение, она толком не знала; когда что-то неясное, нелогичное, странное происходит, в голову начинают лезть всякие глупости: "А вдруг он просто жиголо? Что я о нем знаю?
Может, никакой машины у него и вовсе нет? Глупости, глупости: какой жиголо будет тратить ежевечерне такие суммы на ресторан!
А вдруг он все-таки хочет воспользоваться мной и отобрать у меня мамино колье с моей же помощью? Этого Виталика я в глаза не видела, а вдруг он настоящий бандит?! Колье возьмут, меня чем-нибудь по голове…"
— Конечно, есть! Мне просто не удалось до сих пор тебе ее показать, — глупо же таскаться повсюду на двух машинах… Черная Тойота, четырехприводная, со всякими прибамбасами — мальчишество, конечно. Но только я думаю, что не стоит ее брать: она привлечет к себе куда больше внимания, чем твоя малявка; все окрестные мальчишки к ней сбегутся, и у нас обнаружится целое стадо свидетелей… А нам они вовсе ни к чему. Твой Фольксваген просто поставим подальше и пройдем к подъезду пешком, по возможности незаметно… Но если хочешь, Маринка, то давай съездим за моей! Она недалеко стоит, в гараже на Белорусской!
У Марины немедленно отлегло от сердца, и она ответила весело:
— Ты, Славка, как всегда прав! Едем на моей!
И напряжение улетучилось окончательно, когда ее плечи ощутили приятную тяжесть его руки.
Виталик оказался довольно сумрачным и малоразговорчивым человеком.
Марине показалось, что к ней он отнесся как-то неприязненно, и она сразу замкнулась: осуждает ее, наверное… Плевать! Это не его дело, и нечего было тогда соглашаться! Тоже мне, морализатор нашелся!
Впрочем, что именно думает Виталик, — может, он просто плохо выспался в эту ночь, или с женой поссорился, или с начальством в конторе… — Марина этого так и не узнала, поскольку все произошло стремительно быстро. Она не простояла и двух минут в пролете между этажами, наблюдая, не пойдет ли кто по лестнице, как ее тихонько окликнули.
Марина поднялась: дверь была уже открыта. Тихо охнув, вошла. Быстро отключила сигнализацию, огляделась.
Колье она нашла быстро: оно оказалось на своем прежнем месте, в папином сейфе, — гадкая Наташка, додумавшись сменить замки на двери, не сообразила сменить код на сейфе.
Торжествуя, Марина помахала темно-синей бархатной коробочкой Славе, ждавшему ее деликатно в прихожей; Виталик стоял на лестнице, «на стреме».
— Ура! — прошептал Слава. — Теперь домой!
Виталик так же хмуро распрощался. Марина расщедрилась и отблагодарила «специалиста» поцелуем в щеку, что заставило его чуть-чуть улыбнуться. Улыбка, впрочем, вышла кривоватой и не шла к его лицу, словно оно не улыбалось никогда.
Условились о встрече в ресторане, и Марина с некоторым напрягом подумала, что вечер в обществе этого бирюка будет сущим наказанием… А, без разницы! Главное, что она держит в руках бархатную квадратную коробочку, и внутри, зацепленные за два маленьких ушка, змеятся и сияют мамины бриллианты с сапфирами.
Конечно, Наталья позвонила в тот же вечер. Она орала в трубку так, что та прыгала в руке Марины.
— У тебя, видно, начинается старческий маразм, — издевательски ухмыльнулась в трубку падчерица. — не помнишь, куда положила часы, не помнишь, куда задевала ручку — так-то ты обращаешься с папиными подарками?! А теперь и колье, которое мой папа, между прочим, подарил, моей маме, а вовсе не тебе, потаскуха, — затырила? И еще смеешь мне звонить?!
— Я в милицию заявлю! — визжала Наталья.
Марина бросила трубку. Слава, слушавший этот разговор, улыбнулся.
— Ну, теперь твоя душенька довольна?
— Даже не представляешь, как! — Марина открыла синюю коробочку, снова полюбовалась на колье. — Как ты верно заметил, справедливость восстановлена! И это вызывает глубокое удовлетворение в моей душе, — со смехом закончила она.