Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов

«Надо ли мне за ним вернуться?» — спросил он себя.

«Или не стоит?»

Остановившись у обочины, он взглянул на часы. Чуть больше девяти. Когда он вернется в Монтарио, будет половина десятого. Может, лучше подождать до завтра? Пиджак был ему нужен; он не мог появиться на деловой встрече без него.

Завтра, решил было он. Но Пег рано утром отправится на работу. Если он с ней разминется, то не увидит больше своего пиджака.

Заведя машину, он развернулся и поехал в том направлении, откуда прибыл.

Машин возле дома уже не было. И свет не горел. Дом, темный и запертый, выглядел заброшенным. Брюс поспешил по дорожке к крыльцу и позвонил.

Никто не отозвался.

Он опять позвонил. Опыт говорил ему, что, во–первых, даже в Монтарио никто не ложится спать в половине десятого и, во–вторых, никакая вечеринка не может быть оборвана так быстро. Возможно, все они отправились к кому–нибудь еще. Или в какое–нибудь кафе на Хилл–стрит, ради второго ужина, или в один из баров, чтобы выпить пива, или вообще бог знает куда.

Но в любом случае его пиджак оставался в доме. Дернув дверь, он убедился, что та заперта. Тогда он по знакомой тропинке прошел через калитку в задний двор. Окно прачечной, как он помнил, было всегда приоткрыто. Подставив под окно ящик, он сумел открыть его полностью, а затем пролез внутрь и, вытянув перед собой руки, свалился на пол прачечной.

Ориентируясь по единственной лампочке — той, что в ванной, — он пробрался в прихожую, к шкафу, открыл его и нашел свой пиджак. Слава богу, подумал Брюс. Надев пиджак, он прошел в гостиную.

В гостиной царил табачный дух. Это было странное, унылое и пустынное помещение, которое покинули люди… Тепло и следы их пребывания — скомканная пачка из–под сигарет в пепельнице, бокалы, даже чья–то сережка на приставном столике. Как будто они унеслись вместе с дымом, словно эльфы. И готовы вернуться, как только смертные — например, он — повернутся спиной. Застыв и прислушавшись, он различил гудение.

Проигрыватель был не выключен — крошечная красная лампочка горела. Брюс поднял крышку, чтобы выключить аппарат. Итак, они явно не собирались отсутствовать слишком долго, а может, уходили впопыхах.

Тайна покинутого парусника, подумал он, бредя на кухню. Еда на столе… на сушильной доске по–прежнему стояла бутылка бурбона, уже полупустая. Чаша с растаявшими теперь кубиками льда. Лимонная кожура. Несколько пустых бокалов. И тарелки в раковине.

«Чего я жду? — спросил он себя. — Пиджак на мне. Почему бы мне просто не уйти?»

Будь оно все проклято, подумал он. Если бы не случилось этой гадости из–за Агопяна, я мог бы остаться здесь на ночь.

Глубоко засунув руки в карманы и стоя наполовину в кухне, наполовину в коридоре, он вдруг услышал чей–то вздох. Далеко, в каком–то другом помещении, кто–то поворочался и вздохнул.

Это его испугало.

Надо бы поосторожнее, подумал он. Не производя ни малейшего шума, он прошел обратно к гостиной, а потом к входной двери. У двери остановился, взявшись за ручку, и, чувствуя себя в безопасности, опять прислушался.

Ни звука.

Теперь обстановка не выглядела такой уж угрожающей. Он открыл дверь, помедлил, а затем, оставив ее приоткрытой, двинулся назад. В доме было настолько темно, что его, как он понимал, нельзя было увидеть — по крайней мере, отчетливо. Он выступал как силуэт, самое большее — как абрис, слишком размытый, чтобы его можно было опознать. В этом было нечто волнительное, почти как в детской игре. Память наших ранних дней… Снова остановившись, он приставил ладонь к уху и, затаив дыхание, прислушался.

Доносилось далекое дыхание из комнаты, которую он знал как спальню. Дверь туда не была закрыта. Трепеща от дурных предчувствий, он приблизился к ней шаг за шагом и просунул голову в дверную щель, чтобы заглянуть внутрь. Освещения там хватало ровно настолько, чтобы он мог разглядеть кровать, туалетный столик и лампу.

На кровати, забросив одну руку за голову и уставившись в потолок, лежала и курила сигарету Сьюзан Фейн. Сандалии она сбросила. В изножье кровати грудой лежали пиджаки и сумочки остальных гостей. Сразу же осознав его присутствие, она села и спросила:

— Что, уже вернулись?

— Нет, — пробормотал он.

Она вгляделась в него, потом сказала:

— Я думала, вы давным–давно уехали.

— Я забыл пиджак, — сказал он, чувствуя себя очень глупо.

— Он на вас.

— Теперь я его нашел, — сказал он и тут же спросил: — А куда они все подевались?

— Поехали купить еще чего–нибудь слабоалкогольного, — объяснила она.

— Я забрался через окно, — сообщил он. — Входная дверь была заперта.

— Так вот что это был за шум, — сказала она. — Я думала, это они толклись на крыльце, открывали дверь. И удивлялась, почему не слышно никаких разговоров. Я, должно быть, задремала. У меня, похоже, какая–то вирусная инфекция. Боюсь, я что–то подцепила в Мехико. С тех пор как я оттуда вернулась, меня постоянно тошнит. Не могу ничего выпить и удержать в себе — все тут же выходит наружу. И каждые несколько минут чувствую большую слабость и головокружение. Мне просто необходимо было прилечь.

— Вот как, — сказал он.