Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов

В Бойсе он приехал в час ночи. Припарковавшись у дома, запер машину и поднялся на крыльцо. Отперев дверь своим ключом, прошел в спальню и стоял у кровати, пока Сьюзан не проснулась.

— О! — воскликнула она, уставившись на него.

— Я вернулся, — сказал он.

Она сразу выскользнула из постели и потянула к себе халат.

— Давай на них посмотрим, — сказала она, застегивая халат. — Они еще в машине, да?

— Я очень устал, — сказал Брюс. Присев на край кровати, он стаскивал с себя туфли. — Гнал сюда, как только мог. Поспал всего несколько часов.

Наклонившись, она его поцеловала.

— Я так рада, что ты вернулся.

— Такая была тягомотина, — сказал он. Раздевшись, даже не подумал о пижаме и забрался в постель, в которой только что лежала Сьюзан. Там было тепло и пахло ею. Он почти сразу же провалился в сон.

— Брюс, — сказала она, будя его. — Можно я выйду и возьму одну машинку? Хочу посмотреть, как они выглядят.

— Хорошо, — пробормотал он. И снова заснул.

Затем он обнаружил, что она сидит на краю постели, в халате и шлепанцах. У него было чувство, что прошло уже очень много времени.

— Привет, — тихонько проговорил он.

Сьюзан сказала:

— Брюс, ты вполне проснулся, чтобы кое на что посмотреть?

Тон ее голоса заставил его проснуться полностью, каким бы вымотанным он ни был. Он сел и взглянул на часы. Прошло полтора часа.

— В чем дело? — спросил он.

Встав с кровати, она направилась к двери спальни.

— Хочу, чтобы ты кое на что посмотрел.

Он поднялся, натянул брюки и последовал за ней по коридору в гостиную. Знакомый «Митриас» стоял на столе между двумя стопками писчей бумаги, белой и желтой. Она уже пробовала печатать.

— Вот, — сказала она, вручая ему маленький буклет, который он распознал как руководство по эксплуатации.

— Что с ним такое?

— Открой, — сказала она.

Он открыл руководство. На обложке значилось только слово «Митриас», а на первой странице помещался рисунок машинки, на котором были пронумерованы все управляющие клавиши. Он обратился ко второй странице.

Руководство было на испанском.

Через мгновение он сказал:

— Значит, они попали в Сиэтл не прямиком из Японии. Их, должно быть, сначала доставили в Мексику или в Латинскую Америку.

— Я даже боюсь тебе говорить, — сказала Сьюзан. Глаза у нее были сухими, а лицо выражало бешенство. — У них нестандартная клавиатура.

— Что это значит?

— Машинистки, печатающие вслепую, не смогут на них работать. Я внесла десять из них. — Она показала, и он увидел, что она внесла в дом десять коробок, открыла их и осмотрела десять машинок. — Наверное, все они одинаковы.

— Объясни мне, — попросил он. Хотя уже все понял. — Я думал, что клавиатуры везде стандартные.

— Нет, — сказала она. — Они в разных странах разные. Это испанская клавиатура. Перевернутый вопросительный знак, видишь? Специальное п с тильдой над ним. Знак резкости. — Она печатала эти знаки. Осматривая машинку в мотеле, он обратил на них внимания не больше, чем на знак процента или знак etc. — Некоторые буквы расположены там же, где и на английской клавиатуре, но некоторые нет. Даже в этой стране когда–то использовались несколько различных клавиатур, только в одной этой стране.

Оба какое–то время молчали.

— Это любая машинистка поймет? — спросил он наконец.

— Да, — сказала она. — Как только начнет печатать вслепую.

— Значит, все?

— Мы не можем их продавать, если у них нестандартная клавиатура, — сказала она. — Машинок с нестандартной клавиатурой больше не продают. Их не было долгие годы. Это подразумевается. Считается само собой разумеющимся. Что говорил тот, кто тебе их продал? Я хочу посмотреть на контракт.

Он достал контракт, и они вдвоем его изучили. Естественно, о клавиатуре в нем ничего не говорилось.

— Чек уже успел пройти? — спросила она. — Но это же все равно был банковский чек, верно? Значит, он вне досягаемости. Мы можем поехать к Фанкорту и послушать, что он скажет. Я подумала, ты бы хотел, чтобы я тебя разбудила и обо всем рассказала.

— Так и есть, — сказал он в оцепенении.

— У тебя остались деньги?

— Нет, — сказал он.

— Как же тогда ты собирался их рекламировать?

— Продать парочку, — сказал он. — Потом купить газетную площадь.

— Я пойду одеваться, — сказала она. Удалилась в спальню и вскоре появилась снова, уже в платье и с завязанными сзади волосами. — Есть у тебя сигарета? — спросила она, не найдя сигарет в гостиной.

— Вот, — он протянул ей свою пачку. — Я вот думал, знал ли об этом Мильт.

— Конечно, не знал, — сказала она.

— А по–моему, знал.

— Мильт никогда не допустил бы, чтобы ты их купил, если бы ему было известно о нестандартной клавиатуре, — сказала она. — Я Мильта сто лет знаю.

— А ты не думаешь, что он на нас злится и мстит нам?

— За что?

— За то, что мы поженились.

— Почему?

— Потому что он к тебе неравнодушен, — сказал он.

— Ты хочешь поехать обратно и спросить его об этом?

— Это неважно, — сказал он. В глубине души он был убежден в том, что Мильт все знал. — Наверное, нам придется от них избавиться.

— Да, — сказала она. — Если сможем.

— Продать можно все что угодно, — заявил он. — Все зависит от цены. Может, их можно переделать. Поменять клавиши местами.