Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов

Такая мысль не приходила ему в голову, и она его приободрила; она давала совершенно новое истолкование ситуации — как в отношении работы, так и в отношении Хармана.

— Может, и так, — сказал Эл. — Ты хочешь сказать, что они все еще не хотят раскрывать мне свои карты. Все еще поддерживают дымовую завесу.

— Конечно, но они уберут ее, когда ты на них какое–то время поработаешь. Когда получше тебя узнают. Так всегда бывает.

И он стал подробно рассказывать Элу о своей давнишней работе, когда он возил какую–то тетку, а та держала подпольный притон, где делали аборты. Прошло немало месяцев, прежде чем он узнал, что это вовсе не шведский массажный салон; они утаивали от него это так долго, как только могли.

Потом он увел Эла в комнату, где они могли поговорить наедине.

— Ты, может, этой вещи не учитываешь, — сказал Тути. — Я случайно узнал кое–что о «Пластинках Тича», потому что интересуюсь музыкой. У них хороший каталог, но знаешь, почему они так называются? Это пиратская марка.

— Как это? — спросил Эл.

— Они воруют матрицы. То есть пиратским образом добывают и штампуют с них копии. У них нет законных прав на матрицы, с которых они прессуют, но они всегда подбирали что–то, когда прогорала какая–нибудь компания, или артист умирал, или еще что–нибудь. Или брали иностранные марки. А сам Тич был пиратом. Знаменитый пират Черная Борода, звали его Эдвард Тич[16].

— Понял, — сказал Эл, очень довольный. — А само–то я связи не углядел.

— Так что нечего и сомневаться, они пиратствуют, — сказал Тути. — Может, этого фактика хватит, чтобы подбодрить тебя. Ты, наверно, думаешь, что только те, кто мошенничает, будут платить тебе чуть не восемь сотен в месяц. Если бы они были честными, то вряд ли стали бы вообще хоть что–то тебе платить. Потому что, ты сам это прекрасно о себе знаешь, да и скажу тебе как друг, которой неплохо тебя знает, — ты, понимаешь ли, ничего и не стоишь.

— Хочешь, чтобы я тебе башку проломил? — сказал Эл.

— Я тебе тут же и сам башку проломлю, — сказал Тути. — Теперь слушай сюда. Ты ничего не стоишь, потому что тебе нечего продать. Ты вроде тех цветных парней, которые едут на север, в города, из сельской местности на юге. Ты приехал из фермерского поселка, из, скажем, округа Напа. Ты куда больше похож на этих парней, чем ты думаешь. А я знаю: похож. Я вижу в тебе множество таких же черт, как у них, но ты этого не замечаешь по своему невежеству; я имею в виду, что тебе неведомо о том, что мне довелось узнать, хотя в остальных отношениях ты очень даже продвинутый. Слушай, что у них у всех есть на продажу, когда они приезжают в город? Их работа. Надо где–то трудиться, например на заводе «Крайслер», или за рулем грузовика, или, напялив фартук, в «Обезьяньем дворе»[17]. Почему кто–то им платит? Почему ты им платишь? Ты нанимаешь их мыть машины на твоей стоянке, то есть нанимал бы, если бы у тебя были деньги; на других стоянках так и делают — на других стоянках есть свои цветные парни. Ты так беден, что твой цветной парень — это ты сам.

— Ну и что? — сказал Эл.

— Ну и то, что другие не собираются так продолжать, — сказал Тути. — Они хотят подняться и стать преуспевающими, а потому находят что–нибудь такое, за что другим захочется платить. Но ты слишком туп. Ты ничему не учишься. В этом отношении ты отличаешься от всех остальных, хоть от белых, хоть от цветных. Тебе надо научиться чему–то такому, что нужно другим. Как мой пес, Доктор Мадд[18]. Он научился тыкать носом шарики, и все платят, чтобы на это посмотреть; он куда сообразительней тебя. Никто не платит тебе за то, чтобы ты ничего не делал по своей тупости. На тебя и смотреть не хотят. Ты остаешься тем, кто ты есть, вместо того чтобы стать тем, на кого хотят смотреть. Может, когда состаришься, ты это поймешь, но тогда будет слишком поздно. Тебе надо прикинуться яркой личностью. Жить так, словно ты опасный, ужасный человек, вроде шпиона или еще кого–нибудь. Распространять вокруг себя таинственность. Чтобы никто не знал, когда ты придешь или уйдешь, чем ты вообще занимаешься. Слушай! Да это же именно то, что делает мистер Харман. Он всех заставляет рассказывать о себе сказки, и никто на самом деле не знает, чем он занимается и кто он такой. Но все знают, кто такой Эл Миллер: это написано у него даже не то что на лбу, а прям со всех сторон.

Эл молчал.

— Нет у тебя обаяния, — сказал Тути. — Это если одним словом. Ты просто вода из сточной канавы, научившаяся ходить на двух ногах.

— Может, и так, — сказал Эл.