Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов

А потом к нему явилась другая греза, другое видение, настолько четкое, что он сразу же начал его исполнять. Не мешкая. Он поспешил к домику из базальтовых блоков, отпер дверь и стал шарить вокруг, пока не нашел бумажный пакет, оставшийся после ленча. Прихватив его, вышел наружу и, сгорбившись, принялся сметать песок со стоянки. Песок был там рассыпан для сбора масла, капавшего из его машин. Метя ладонями, он сгреб песок в кучу, а потом пересыпал его в бумажный пакет.

Может, я сумею угробить их оба. И «Мерседес–Бенц», и «Кадиллак». Если только, подумал он, у них нет замков на бензобаках. Он не мог припомнить.

Пока он стоял на краю участка, держа в руке бумажный пакет с песком и напрягая память, просигналила какая–то машина. Повернувшись, он увидел у обочины старый, но отполированный «Кадиллак». Тот остановился, и человек за рулем смотрел на него — в отраженном свете уличного фонаря он видел его глаза.

Опустив стекло, водитель высунулся в окно и окликнул его: «Эй!» Это была женщина. На мгновение ему подумалось, что это его жена; он резко повернулся кругом и устремился к ней. Но это была не Джули, и он знал это. Это была миссис Лейн. Тем не менее он шел к ней, немного медленнее, неся с собой пакет с песком.

Эл остановился на тротуаре, ничего не говоря.

— Приветствую, мистер Миллер, — сказала миссис Лейн, и губы ее раздвинулись, обнажая покрытые резьбой золотые зубы — бубна и трефа так и искрились. — Что вы делаете здесь в темноте? Вам вроде как надо подобрать то, что вы уронили.

Он ничего не сказал.

— Хотите, я въеду на вашу стоянку, чтобы в свете моих фар вам было лучше видно? — предложила она.

— Нет, — сказал он. — Спасибо.

— Угадайте, что я делаю, — сказала она, все еще наклоняясь в его сторону; теперь он уловил запах ее духов, такой сильный, что вырывался из машины и облачком висел над тем местом, где он стоял. — Вот, я вам покажу.

Она заглушила двигатель «Кадиллака», изогнувшись, переместилась на пассажирское сиденье, открыла дверцу и выбралась наружу. На ней было вязаное платье, туфли на высоких каблуках и шляпка; наряжена она была отменно — очевидно, куда–то собиралась.

— Вы не находите, что я прекрасно выгляжу? — спросила она.

— Так и есть, — согласился он.

Он никогда не видел ее такой элегантной, такой ухоженной. Ее волосы, кожа, глаза — ото всего в ней исходило сияние. На ней была единственная драгоценность: брошь, приколотая у воротника.

— Я была на диете, — сказала она. — На мне нет даже, если вы не против, чтобы я об этом говорила, пояса–трусов. — Она похлопала себя по животу. — Я вся плоская, — сказала она. — Как сковорода. После всех этих лет. Я площе, чем большинство старшеклассниц, которые пробавляются одним лишь фруктовым мороженым, терпят голод и без конца упражняются. — Она рассмеялась. Повернувшись в свете уличного фонаря, она показала ему, не нуждаясь в комментариях, что на ней нет и лифчика. — Факт в том, — сказала она, — что мне под этим платьем ничего не надо и только оно на мне и есть.

— Совершенно ничего не надо, — согласился он.

— Ура! — сказала она, сверкнув глазами.

— А где ваш муж? — спросил он.

— А, он… — сказала она, — в отъезде. Он подрядчик. Выехал в округ Шаста, чтобы проследить за строительством важного общественного здания. Вернется на следующей неделе. А я еду на вечеринку. — Ее голос звенел от веселья. — До свидания, — сказала она, вновь открывая дверцу машины. — Пора катить. Я просто увидела, что вы здесь что–то делаете, и остановилась покрасоваться. Не каждый день выпадает такая возможность.

— Вы прекрасно выглядите, — сказал он.

— Мистер Миллер, — сказала она, — почему у вас такой печальный голос? Где все ваши обычные шуточки, ваш ироничный юмор?

Он пожал плечами.

— Всего этого больше нет, — сказала она, оглядывая его, — так, что ли? Я слышала о мистере Фергессоне. Куда вы теперь подадитесь? Что будете делать?

— Я ищу свою жену, — сказал он.

— Так она тоже ушла? Все вас покинули? Кажется, вы никому не нужны. Ни жены, ни друга, ни работы. Вы на дурной дорожке. Как вы на нее попали, мистер Миллер? В жизни все так запутано. То у вас все это есть, то вдруг ничего нет. А что вы делаете в промежутке? Насколько я вижу, совершенно ничего не делаете. Иногда это заставляет меня задуматься, уж не правы ли эти приверженцы церкви. Но я лично никогда в церковь не хожу и ни во что не верю. Я это уже испытала, и оно ничем не отличается от всего остального. По–моему, нам с вами обоим надо было бы спятить, чтобы опять к этому вернуться и стать как другие, как бы сильно мы этого ни хотели.

Он кивнул.

— Что у вас в пакете? — спросила она.

Он не понял, о чем она говорит. Стал озираться.

— У вас в руке, — сказала она.

Он показал ей.