Шамайка – королева кошек

— Королевская Аналостанка, — повторила Лиззи. — Ну и словечко! Язык свернёшь.

Глава 23. Жемчужина

Море экипажей, реки цилиндров, озёра шляпок и туалетов, дамы и кони, негры и господа окружили один из богатых особняков на Пятой авеню, а может, и на какой другой улице города. Всё это шумело, ржало, смеялось кричало, ругалось и пробивалось к двери, у входа в которую стояли швейцары и полицейские.

Господин японец Мали с трудом продвигался к особняку, размахивая пригласительным билетом. Как ни старался японец отгладить брюки, вид у него всё-таки был никудышный. В этой пёстрой толпе он торчал, как булыжник в асфальте. Некоторые швейцары толкали его локтями, а одна дама заметила:

— От вас пахнет канарейками.

Удивляясь точности её обоняния, японец читал афишу:

По персидским коврам, по бразильским паласам двигались нарядные зрители и знатоки кошек. А за бархатными мадагаскарскими занавесками стояли клетки — латунные и золотые, а уж в этих клетках сидели кошки. Все с бантами!

«Все с бантами!» — потрясённо думал японец Мали.

— Ах, какой ус у этого кота-сибиряка! — восклицали знатоки. — Какой хвост! Это не хвост, а царственное опахало!

— Посмотрите на это пушистое чудо! Гляньте на это сиамское диво!

У некоторых котов на хвосты были нанизаны золотые кольца, другие коты в бархатных жилетах валялись на шёлковых подушках, как джентльмены, напившиеся виски.

— Уимблдон! Уимблдон! — послышались вопли, и японец Мали протиснулся к клетке, в которой сидел клетчатый котяра.

Дьявольски ухмыляясь, он махал когтистою лапой и попадал ей иногда по теннисному мячику, который был привешен на верёвочке. От удара мяч перелетал через сеточку в другую половину клетки. А уж там встречал его другой котяра, полосатый, который с рёвом кидался на мяч, как лис на куропатку.

«ЧТО НАША ЖИЗНЬ? — написано было над клеткой. — СПЛОШНОЙ УИМБЛДОН!»

Вообще надписей на клетках хватало, и японец кидался то к «Ангорской жеманнице», где в клетке белая кошечка умывалась перед зеркалом, то к «Биржевому воротиле» — коту, который лениво ел ветчину на коврике, состряпанном из долларовых бумажек. Конечно, всем ясно было, что Никербокеры расстарались.

— Какой богатый кошачий материал! — восклицали многие знатоки. — Ну взять хотя бы «Палача»!

Действительно, среди разных «Уимблдонов» и «Сиамских див» был и кот по прозвищу Палач. В клетке вместе с котом сидела мышка, которую кот-палач лениво и замедленно терзал. Некоторые девушки падали в обморок, и швейцар укладывал их на специальные кушетки, над которыми было написано: «Для обмороков». Рядом с такой кушеткой стоял и столик с прохладительными напитками, соками и виски, и японец хотел было грохнуться в обморок, но сообразил, что его на кушетку никто не потащит.

Толпа валила и валила по бразильским паласам, и вместе с нею продвигался японец Мали. Наконец он наткнулся на новый кордон полицейских. Чтобы пройти за этот кордон, нужен был дополнительный билет, коего у японца, конечно, не было. Сюда, за бархатный канат, проходили только избранные и очень богатые люди, которым всё-таки тоже приходилось показывать особый билет. Японец пошарил в кармане и нашёл серебряный доллар. Зажав его в кулаке, он принялся вертеться возле бархатных верёвок.

— Ну, ты чего тут вертишься? — спросил наконец полисмен.

— Я бы хотел попасть туда, сэр.

— Туда нельзя, — лениво ответил бобби. — Там — жемчужина. Сопрёшь ещё, чего доброго.

— Да нет, не сопру. Мне бы только глянуть, я вообще-то развожу кроликов и вот теперь думаю…

И тут японец показал полисмену доллар. Полицейский протянул жезл, а в жезле была дырочка, и японец всунул туда доллар и прошёл за бархатные верёвки.

Тишина — вот что поразило его поначалу. Полная тишина. Если по ту сторону верёвки всё время гремел легкомысленный джаз, то уж тут была тишина, и японец подивился силе бархатной верёвки, которая не пропускала не только посторонних людей, но и посторонние звуки. Он поднялся по какой-то лесенке, и голубой охватил его полусумрак. И вдруг из-за портьеры вышел пожилой господин в чёрном фраке и прошептал японцу на ухо:

— Вы приближаетесь к жемчужине, сэр! Вам осталось двадцать пять шагов. Мужайтесь, сэр, мужайтесь! — И джентльмен пропал.

Японец сделал шажок, другой и наступил на какую-то особую ступеньку. Это была музыкальная ступенька, как клавиша пианино, и послышался тихий и далёкий звук фисгармонии. Звучала прелюдия Иоганна Себастьяна Баха…

И девушка в белом выплыла навстречу японцу, ласково обняла его и зашептала ему на ухо какие-то английские стихи, которые я совершенно не понял, мне только послышались слова: «Никогда не узнаю, он был или не был, этот вечер…» Наконец девушка отпустила японца и ласково кинула его в объятья трёх молчаливых, похожих на Авраама Линкольна. Три президента обыскали японца, проверили, нет ли у него за пазухой маузера, и впустили в зал, сверкающий золотом и шампанским.

— Прежде всего! Прежде всего! — сказал кривоносый официант. — Прежде всего шампанское! — И подал японцу поднос, на котором стояли тонконогие бокалофужеры!