Шаман

– Э, нет! – Усатый чуть откинулся назад и погрозил квестеру пальцем. – Здесь все не так просто! Нас нанял не Зунн! Мы работаем на Зунна, но платит за это не он! Видишь ли, я всегда, прежде чем браться за работу, навожу справки о том, кто мне ее предлагает. Так вот, идея всей этой экспедиции действительно принадлежит Зунну. А финансирует ее Церковь Возрождения. – Штраусс сделал паузу, давая собеседнику возможность во всей полноте прочувствовать всю значимость сказанного им. – Вообще-то я церкви не люблю. Никакие. В свое время, когда я воевал в ЦАР, сейчас уж и сам не помню за кого, был у нас во взводе молодой совсем паренек по имени… Ну, скажем, Куродо. В конце концов, не имеет значения, как его звали, главное – он был японец. А японцы могут исповедовать сразу несколько религий. Прикинь, хитрые какие! Весь расчет на то, что, ежели один бог не поможет, так другой пособит! Это я не придумываю – мне Куродо сам рассказывал! Так вот, он носил на шее два креста, католический и православный, звезду Давида, мусульманский полумесяц, нормандскую свастику и еще штук восемь разных языческих амулетов. Карманы у него были все время набиты всяческими оберегами и записочками с молитвами. Даже на прикладе своего автомата Куродо выжег слова молитвы. Знаешь, какие? «Да не убоюсь я зла!» В общем, парень был не сказать что совсем уж свихнувшимся, но со своим серьезным пунктиком. Как у всех на войне. Потому что, сам знаешь, воевать с абсолютно здоровой головой невозможно. Если ты берешь в руки оружие, значит, ты уже в какой-то мере псих. Поначалу это почти незаметно. Но со временем накапливается. Те, кто ни фига не понимает, называют это боевым опытом. Хотя на самом деле это самая настоящая крейза, помогающая выжить. Потому что на самом деле существует только одна возможность остаться живым в бою, не по случайности, а точно зная, что ты делаешь… Понимаешь, о чем я?

– Нужно делать то, что от тебя никто не ждет.

– Да! – Штраусс коротко взмахнул сжатой в кулак рукой, как будто нанес удар под ребра невидимому противнику. – Теперь я точно знаю, что ты из наших!..

– Ну а что там с Куродо? – улыбнулся Камохин.

– Да, в общем, ничего особенного. Как-то раз попали мы под минометный обстрел. На совершенно открытом месте – вокруг только трава да мелкие кустики. Двадцать минут лежали под огнем, пока другой взвод не обошел этих минометчиков с фланга. Так, прикинь, ни одного из ребят даже осколком не зацепило. Одного только Куродо прямым попаданием разорвало в хлам. Ничего вообще, можно сказать, от человека не осталось – одно только кровавое месиво. Честное слово, я такого никогда больше не видел. Ни головы, ни кистей рук – вообще ничего! Одни только мелкие ошметки плоти, разбросанные повсюду, и кровь. Повсюду кровь – на траве, на листьях. И среди этой кровавой вакханалии раскиданы кресты, звезды, талисманы и амулеты, что таскал с собой Куродо. Карманный молитвенник – и тот цел остался! И автомат с надписью на прикладе: «Да не убоюсь я зла!»… Оно, может, и так… Может, и не убоялся… А толку-то? Все равно ничего от человека не осталось. Вообще – ничего! Как будто и не было его. В общем, с того самого случая я понял, что любая религия – это зло! Потому что главная ее цель – сделать человека бесхребетным. То бишь превратить его в кровавое месиво. Как Куродо.

Из небольшой сумки, перекинутой через плечо, Штраусс достал упаковку энергетических таблеток «Гринер» и протянул Камохину. Квестер сделал отрицательный жест рукой. Йозеф вытряхнул одну таблетку и кинул себе на язык.

– Ты полагаешь, что, если бы Куродо не вверял свою жизнь всем богам и не таскал с собой все те амулеты, что остались после него, он смог бы избежать гибели?

– Ну, разумеется! – убежденно кивнул Штраусс. – Конечно, он мог запросто погибнуть, как любой другой наемник. Но только не в том бою.

– Почему?

– Да потому что минометчики были никудышные. Палили, куда попало. В одного только Куродо и попали. Словно карма у него была такая!

– Выходит, что ты, так же как и Куродо, наделяешь его амулеты мистической силой.

– Ничего подобного!

– Куродо был уверен, что они защитят его, ты же полагаешь, что они навлекли на него гибель. И то и другое – это вера. Только с противоположными знаками.

– Не-а! – Штраусс языком перевернул таблетку во рту. – Дело не в этом. Если бы Куродо не доверял всем этим своим побрякушкам, он понял бы, что место, где он залег, опасно, и вовремя сменил бы позицию.

Щелкнув пальцами, Штраусс отправил в рот еще одну энергетическую таблетку.

– Пойдем, поговорим с аборигенами, – предложил Камохин. – Узнаем, что они думают об этом месте.

– Может, я сначала своих ребят на разведку отправлю? – Йозеф повел растопыренной пятерней по сторонам. – Пускай по окрестностям пошарят…

В лесу раздался протяжный, раскатистый рык. Так мог рычать только очень большой и уверенный в себе хищник, не боявшийся, что его голос привлечет врагов. Врагов у него не было, поскольку это он восседал на вершине пищевой пирамиды.

Все разом замерли, повернув головы туда, откуда доносился рев.