Шаман

Андрей Морозов Шаман

Пролог

16 апреля 1908 года

Среда

10 часов 58 минут

Санкт-Петербург

Здание Министерства внутренних дел

Российской Империи

Кабинет министра МВД РИ

Невысокий, плотный человек сорока четырёх лет неторопливо прохаживался по приёмной министра. Здесь он был один. Пользуясь отсутствием посторонних взглядов, он время от времени поправлял на своём начищенном тёмно-зелёном сюртуке ордена и медали, пробегал пальцами по ряду застёгнутых пуговиц, смахивал с широких брюк невидимые пылинки. Такой высокий приём был для него редкостью, поэтому он желал иметь безукоризненный вид.

За высокой добротной дверью раздавались голоса нескольких людей. Разобрать конкретные слова и фразы было невозможно, только эмоциональный тон, которыми они произносились. Несколько голосов оправдывались и смиренно бубнили, а один, явно властный и чем-то рассерженный, выдавал длинные тирады, после которых всякий раз наступали пауза, полная тишина.

Так продолжалось минут десять. Наконец, за дверью раздался приближающийся стук многочисленных каблуков. Дверь широко распахнулась, и в приёмную быстрым, едва ли не галопным шагом вырвались четверо жандармов охранного отделения. По взмыленным, напуганным лицам было видно, что там, за дверью, им была устроена сильная эмоциональная выволочка. Увидев перед собой посетителя приёмной, на воротнике сюртука которого располагались петлицы коллежского советника1, жандармы один за другим остановились, растерянные его присутствием.

– Здравия желаем, Ваше высокоблагородие! – поздоровался один из них, имеющий погоны ротмистра2.

Мужчина кивнул головой и сделал шаг в сторону, выказывая тон, что задерживать их он ни секунды не намерен.

Жандармы торопливым шагом вырвались в коридор, и скоро постукивания их каблуков стихли в удалении.

Из кабинета вышел идеально одетый офицер, щёгольного вида. Вытянувшись по строевой стойке, он сообщил громким голосом, что министр уже в ожидании приёма.

Мужчина в последний раз пробежал пальцами по наградам и пуговицам и, собравшись с мыслями, прошагал в залитый утренним светом большой кабинет, обставленный богатой мебелью.

У большого окна, притушённого тонкими тюлями, спиной к нему стоял хорошо знакомый ему человек среднего роста, что-то рассматривающий на улице.

– Ваше высокопревосходительство, начальник сыскной полиции Санкт-Петербурга коллежский советник Филиппов в вашем распоряжении! – громко поприветствовал посетитель хозяина кабинета.

Столыпин развернулся на каблуках, открыв взору свою стать государственного лица высокого чина и привилегий, и указал рукой на ближайшее к окну позолоченное кресло:

– Присаживайтесь, Владимир Гаврилович, располагайтесь, как вам будет удобно, – улыбнувшись сказал он.

Тронутый любезностью министра (после продолжительного гневного разговора с офицерами жандармерии тот мгновенно привёл свои чувства в порядок), Филиппов неуверенно прошагал к предложенному креслу. Но присесть в него не посмел. Он вытянулся по стойке, смущённо рассматривая человека, который вызывал у него искреннее уважение.

– Присаживайтесь, присаживайтесь, у меня к вам доверительный разговор есть. – Столыпин первым присел в кресло напротив, закинув ногу на ногу, приветливо рассматривая главного сыщика Петербурга.

Филиппов сел на краешек кресла, не смея расположиться в нём вольнее, и обратился во внимание. За его спиной щёлкнули наглухо закрывшиеся двери – адъютант министра отсёк звуковое пространство кабинета от всего остального мира.

– Россия задыхается, – тихо произнёс Столыпин, напоминая о том эмоциональном урагане, который творился здесь минутами ранее. – Террористы сеют хаос и смуту по всей стране. Список убитых государственных служащих продолжает пополняться, и конца-края этому безумству не видно. Народ, подстрекаемый революционерами, продолжает волнения. В стране всё ещё тяжёлая обстановка. Наши меры очень медленно приближают нас к необходимой стабилизации.

Филиппов кивнул головой. Он прекрасно знал, что вокруг творится, и понимал всю тяжесть груза, который премьер-министр и министр внутренних дел на себе несёт. Но он понимал, что Столыпин вызвал его сюда не за этим.

– Вчера, в последний день Пасхи, я был на приёме у Государя. О многом разговаривали, в том числе с глазу на глаз, – Столыпин доверительно прищурился. – Государь обратился ко мне с очень необычной просьбой. Для её осуществления я нуждаюсь в вашей помощи.

Филиппов непроизвольно подался вперёд, внимательно слушая слова исключительно важного собеседника.

– Бывший иркутский губернатор, Иван Петрович Моллериус, в ноябре прошлого года вынужденно покинувший Иркутскую губернию и сейчас располагающийся здесь, в Санкт-Петербурге, написал Государю письмо весьма странного содержания. Вот оно, – Столыпин извлёк из внутреннего кармана сюртука сложенный вчетверо лист бумаги, протянул его Филиппову. Привстав с кресла, тот взял его. – Прочтёте позже, внимательно.