Шаман

Местные встретили его по-разному – кто-то с интересом, кто-то настороженно, кто-то даже раздражённо. Для них преступление считалось раскрытым, вина Шамана очевидной, а новый интерес петербуржской полиции к тихой скромной деревушке странным.

Полицейского чиновника в шинели с петлицами коллежского регистратора, шапке с петербуржским гербом, с револьвером в лаковой кобуре да с кожаным портфелем в руке они восприняли в целом испуганно. Даже необычное безусое лицо очень молодого сыщика чувства трепета в них не снижало, и обращались они к нему «Ваше благородие», с почтением. Георгиевский крест с медалью «За усердие» на сюртуке под шинелью завершал облик грозного столичного надзирателя.

В первый день Пётр внимательно изучил место преступления, лес вокруг него, побродил по деревне, переговорил с несколькими семьями, познакомившись с людьми, много приглядывался, запоминал, записывал. Обыск дома Шамана (на что имелось письменное разрешение судебного следователя), опечатанного, пустующего, промёрзшего, Пётр отложил на следующий день, поскольку процедура эта по «Судебному уставу» требовала присутствия понятых и составления протокола.

На время уполномоченных следователем действий в Степановке Пётр остановился в доме крестьянина Дементьева. Тут срослось два удачных обстоятельства: во-первых, Дементьев сам пригласил его в своём доме расквартироваться; во-вторых, дом располагался на северной окраине деревни и поэтому стоял ближе других к заброшенному сараю, в котором было совершено убийство. Интуиция Петру подсказывала, что именно здесь надо сосредоточить поиски.

Дементьев оказался разговорчивым мужиком лет пятидесяти, даже душевным. Его жена к Петру была приветлива и, что совсем не лишнее в таких условиях, хорошо готовила обеды и ужины. Петру они выделили одну из двух пустующих комнат, где некогда жили их дети, которые, повзрослев, уехали в Петербург на заработки. Так что с комнатой, в которой можно было удобно расположиться, у Петра проблемы не возникло. Окна выходили как раз на тот сарай, до которого было рукой подать – саженей семь, не более.

Утром второго дня Пётр, пригласив Дементьевых в качестве понятых, вскрыл опечатанный дом Шамана и до вечера производил в нём обыск. Найти что-либо представляющее оперативный интерес, уж тем более спицы – орудие убийства – не представилось возможным. Дом уже был выпотрошен во время прежнего обыска – в его комнатах живого места не осталось, всё было разломано, вскрыто, изрезано. Любые микроскопические детали, важные для исследования, были затоптаны, стёрты, уничтожены. Прежний обыск производился здесь полицейскими столь грубо, непрофессионально, что Пётр ничего кроме раздражения не испытал. Складывалось такое впечатление, что либо они, либо кто-то ещё намеренно заметал здесь все следы.

Поздним вечером после безрезультатного обыска Пётр, повторно переговорив с Дементьевыми, начал понимать, что ему здесь надо искать не спицы.

По сути, у следствия ничего подтверждающего вину Шамана не было, кроме протоколов допроса местных жителей, – никто из них в ночь убийства ничего не слышал, ничего не видел. Все подозрения пали на Шамана только из-за его происхождения. Если бы на его месте был обычный деревенский житель, с русской внешностью, православным вероисповеданием, никогда бы на него подозрения не пали. Шаман стал подозреваемым только потому, что оказался инородцем.

И вот в этом был ключевой момент, самый яркий штрих общей картины преступления. Как Шаман мог совершить зверское убийство двух деревенских детей, прекрасно понимая, что исключительно все подозрения падут именно на него? Допустим, он совершил некий изуверский ритуал нойдов – колдунов, о которых мало что известно. Но почему он не спрятал тела в лесу, а оставил их на видном месте? Почему после этого пошёл спать, а не собирать вещи для бегства? Ведь очевидно, что с утра разъярённые мужики с кольями и топорами придут именно к нему. Если ему безразлична собственная жизнь, то почему не позаботился о своей семье, отправив жену с детьми подальше от деревни? Ведь во время самосуда досталось бы и им – разъярённая толпа могла ворваться в дом и забить их насмерть. Дом вообще могли поджечь, превратив его в адскую смертельную клетку. Почему он с утра в одной ночной рубашке, даже не успев обуться (в тот момент и секунды промедления могли стоить жизни – разъярённые крики раздавались у самой двери), схватив свою сонную семью, через окно бросился в обледенелый заснеженный лес, но не сделал это заблаговременно ночью? Босым да раздетым на январском морозе долго не проживёшь, – никакое колдовство, никакой гипноз согреться не позволят.

Сгнивший, полуразрушенный сарай, в котором были найдены тела детей и в котором, по версии следствия, было совершено убийство, стоял с большими дырами в стенах. Из него любые звуки, тем более ночью, во время полной тишины, слышны на всю деревню. Как при этом никто ничего не услышал? Более того, даже дворовые собаки ничего не учуяли и не подняли тревожный лай.