Шаман

Заметив, что Елагин запрыгнул в карету уже с расстёгнутой кобурой, смещённой к животу, подготовленной к немедленному выхватыванию оружия, Пётр посмотрел в своё окошко налево, рассматривая место ночного происшествия. Всё правильно: карета с бандитом стояла напротив арки прохода во внутренний двор углового дома, в которую тот, судя по всему, и побежал, когда нерадивые полицейские раньше времени в поле его зрения засветились. А там, за двором, начинался кирпичный лабиринт из проходов в другие дворы, чёрных входов, лестниц, окон. Дома здесь располагались самым удачным для бегства образом. Преследовать посему стремительно убегающего дерзкого бандита было близко к невозможному.

– Филиппов вас предупредил, что разбойник особо опасен? – спросил Пётр у Елагина, когда дом скрылся за поворотом Обводного канала.

– Нас? – Елагин брезгливо поморщился. – Меня здесь, к несчастью, не было. Я бы этому подонку уйти не позволил, по ногам бы расстрелял. Батя послал на задержание двоих дежурных по отделению надзирателей да семерых поднятых по тревоге в казарме городовых. Короче, всех, кто в отделении был на то время. Он им дал команду бандита только живым взять, вот они стрелять по нему и побоялись, растяпы. Им надо было не воздух поливать предупредительными, а по ногам стрелять; девять стволов было, кто-нибудь да обязательно попал бы.

– Понятно всё. Недооценили они его. Этот бандит, чтоб ты понимал, один из самых опасных в городе. С таким шутковать не стоит. Это им ещё повезло, что тот подранил двоих на отходе, так бы мог и перестрелять всех до единого. Вооружён он двумя револьверами и с двух рук лупит, по оперативным сведениям, с пятидесяти шагов в яблочко.

Правая ладонь Елагина опустилась на выглядывающую из кобуры рукоять револьвера. Намёк Петра он понял.

– А что это, Пётр Васильевич, он за вами следил? – спросил Елагин, продолжая смотреть в окно, когда карета свернула с Обводного канала на Лиговскую улицу. До Николаевского вокзала осталось рукой подать.

– Чёрт его знает, – буркнул Пётр, удивлённый таким официальным тоном. – Может, пристрелить меня надумал.

– Со мной не пристрелит. Я ему, мерзавцу, голову отверну.

Пётр внимательно осмотрел Елагина и спросил:

– С чего это ты меня на «вы» называть начал? Случилось чего?

Елагин внимательно посмотрел на него в свою очередь:

– Батя с утра приказал мне лично за вашу безопасность ответить. Сказал, разбойники планируют на вас напасть. Поэтому, мол, посылает меня – самого для отражения нападения подготовленного. А я ведь, Пётр Васильевич, не совсем дурак, каким вам кажусь. Я ведь понимаю, что за простым сыщиком бандиты следить не будут. Дорогу вы им перешли крепко. А раз так, то сыщик вы – правы наши чиновники отделения – на самом деле достойный. А с достойными людьми мы, люди деревенские, привыкли обращаться по имени-отчеству.

Пётр откашлялся и спросил:

– Как мне тогда вас величать по отчеству? Николай… – Он никогда не знал отчества Елагина, только сейчас подумал об этом!

– Да Колькой зовите, как прежде, – отмахнулся тот. – Я привыкший.

Пётр внимательно, до всех микроскопических деталей осмотрел облик отвернувшегося к окошку Елагина.

Вот он, странный деревенский мужик, проявившийся в образе далёких былинных сказок из минувшего детства. Крепкий как бык, а в душе покладистый как котёнок – добрый и простой. При этом, случись беда, пойдёт, не ведая страха, в смертный лютый бой с абсолютно любым врагом, сметая всё на своём пути. А потом, случись выжить, опять вернётся в свой дом и опять станет для своих преданным, простым, добрым и послушным. Удивительная личность, по-своему очень примечательная.

И ведь Елагин действительно сейчас был готов за Петра умереть. Даже если по пути на них нападут разом все бандиты Петербурга, он ни на шаг не отступит, будет стрелять до последнего патрона, а когда те закончатся, пойдёт в рукопашную.

Может быть, правы надзиратели сыскного отделения, и им было за что Петра недолюбливать? Дерзкий он, с дворянской спесью. На всех смотрел сверху вниз. Как такого любить?

– Так как ваше отчество? – повторил он вопрос.

– Николай Степанович я, – буркнул Елагин, продолжая смотреть в окно. По краске на ушах было видно, что он смущён.

Пётр протянул ему свою правую ладонь:

– Мир, Николай Степанович?

Елагин посмотрел на руку, потом на Петра, улыбнулся и пожал её.

– Мир, Пётр Васильевич.

Вокзал был заполнен множеством людей. Суета здесь стояла страшная: разнородное движение толпы, пробивающиеся сквозь гул голосов крики, стуки каблуков, и всё это на фоне громко шипящего только что прибывшего из Москвы поезда. Окружённый густым облаком воды паровоз, дыша энергией котла, засвистел стравливаемым паром. Облако вообще скрыло его из виду. Вдоль поезда – кто спешно, кто неторопливо – двигались прибывшие в Петербург разношёрстного облика люди. Рядом с ними, по другую сторону перрона, в ожидании отправления стояли те, кто столичный город желал покинуть. В вагоны поезда, готового отправиться в Москву, погрузка пассажиров ещё не началась. До отправления оставалось сорок минут времени.