Шаман-гора

Я понял, что своего командира солдаты уважают. Хоть не у дурака в подчинении жить придётся. Тут я поймал себя на мысли, что начинаю свыкаться со своим положением и даже как-то непроизвольно к нему подстраиваться.

День уже клонился к вечеру, когда от головы обоза прилетела весть: вышли к Шилкинскому заводу. А через некоторое время из-за очередного поворота показался берег забайкальской реки.

Постепенно на берег втянулась вся колонна переселенцев.

Лица людей преобразились. В глазах загорелся огонь и надежда на то, что в ближайшем будущем всё изменится к лучшему. Я уже знал, что многие переселенцы за путь, длинною в год, похоронили своих родных и близких. Весь Сибирский тракт был усеян деревянными крестами и безымянными холмиками могил. Переселенцы Вятской, Пермской, Тамбовской и Воронежской губерний тоже внесли свой скорбный вклад в пополнение придорожных кладбищ. Но теперь измотанным дальней дорогой людям казалось, что главные трудности позади. Впрочем, где-то отчасти так оно и было. По крайней мере, голод уже не грозил. Амур и тайга прокормят. Оказывается, нас ждали. Ещё с ранней весны солдаты 4-го Восточно-Сибирского линейного батальона занимались изготовлением плотов и прочих сплавных средств для переселенцев.

Солдаты батальона даже умудрились срубить несколько банек.

Было объявлено, что мы останавливаемся здесь на неделю.

Общими усилиями закончим постройку плотов и в путь. Следующая значительная остановка будет в Усть-Стрелке. Эта казачья станица стоит на пересечении двух забайкальских рек — Аргуни и Шилки, и от их слияния зарождается великая дальневосточная река Амур.

Обрадованный известием народ с энтузиазмом бросился обустраивать временные жилища. Истосковавшиеся по осёдлой жизни люди радовались хоть какой-то видимости постоянства. Мы, как и все, под «чутким» руководством унтер-офицера Батурина, принялись строить шалаш, а к вечеру Батурин приказал почистить оружие, и мы уселись ужинать.

Батурин достал из своего ранца бутыль с мутной жидкостью.

— Ну что, служивые, выпьем за страдания наши многотрудные? — потряс он бутылью перед собой.

Солдаты радостно оживились.

— А мы, Устиныч, тут и сами расстарались, да не знали, как к тебе подступиться, — улыбнулся тот самый седоусый солдат.

Я уже знал, что звали его Зиновием, и он был одним из самых старых солдат батальона. По нашим меркам — дембель, или дед.

Служили в то время двадцать лет. Немудрено, что традиция называть дедом выслужившего свой срок службы солдата сохранилась до наших дней. Армейские традиции живучи.

— Ишь ты, расстарались они, — довольно усмехнулся польщённый унтер, — воину выпить с устатку не грех, а в остальное время это баловство.

— Что правда то правда, Устиныч. Сам Александр Васильевич Суворов не возбранял. А тот солдата ценил и уважал, — поддержал его Зиновий.

— Да, великий был полководец. Настоящий отец для нашего брата-солдата, — согласно крякнул Батурин, разливая содержимое бутыли по протянутым солдатским кружкам.

Когда спиртное было разлито, унтер-офицер степенно огладил усы и произнёс: — Выпьем, господа линейцы, за товарищев наших, кои не дожили до этих дней, а сгинули смертию лютой.

Все перекрестились и залпом опорожнили кружки. Я невольно передёрнулся. В кружке оказался самогон-первач.

Солдаты набросились на нехитрую казённую еду. После того как народ утолил первое чувство голода, унтер налил по второй.

— Ну а теперь, за Бога, царя и Отечество!

Радостно брякнули металлические кружки, а их содержимое, не задерживаясь, провалилось в солдатские желудки. Дружно заработали челюсти, и, как это бывает в таких случаях, завязался мужской разговор. У солдат всех времён и народов тема для разговоров одна. О сволочах-начальниках. О женщинах-изменщицах.

О далёком доме да о тяжкой солдатской доле.

Глава 5 Вниз по реченьке-реке

Разбудил меня рано утром голос моего нового командира.

Батурин сиплым со сна голосом крыл матом культяпистого Егора.

Тот ночью уснул рядом с костром и едва не прожёг свои сапоги.

— Я тебя, курву разэтакую, босиком погоню. И какого лешего ты в сапогах спать увалился? Ноге отдых нужон. А ты её гнить заставляешь, чучело нестроевое.

Егорша виновато хлопал глазами и шмыгал носом. Солдаты, пересмеиваясь, умывались и готовили завтрак.

В ограниченном общением мужском коллективе всегда найдётся кто-то на роль клоуна и всеобщего посмешища. Такими уж нас создал Господь Бог. Мы всегда должны самоутверждаться за счёт других.

После завтрака Батурин построил наше маленькое формирование и объявил: — Мне приказано на время постройки плотов и во время сплава распределить вас меж казенных крестьян. Для оказания им всевозможной помочи. Таких рек они не видели. Сплавом не сплавлялись.

Потом унтер-офицер самолично развёл нас по закреплённым командам. Меня приставили к группе переселенцев из Тамбовской губернии.

— Господин унтер-офицер, — наконец-то я решил обратиться к суровому унтеру.

— Чего тебе, Манычев?

— А я ведь тоже в сплавы не ходил.

— Как это? — не понял он меня. — А где же ты служил?

Я решил блефовать.