Было удивительно наблюдать, как он умудрялся находить следы похитителей, ведь вокруг стояла кромешная тьма и непрерывно лил мелкий и противный дождь. Свинцовые тучи закрыли звёзды и луну, да так плотно, что свет от этих ночных светил не мог пробиться.
— Слушай, Степан, а ты уверен, что мы идём в правильном направлении? — не выдержав молчания, задал я вопрос.
Степан недоумённо повернулся ко мне.
— Как это правильно? Да ты что, Михайло? Нешто след не примечаешь? Да эта самая сволота после себя цельную тропу натоптала.
Тропы я по-прежнему не видел и след не примечал. Может, она и была, тропа эта? Поэтому я лишь скромно промолчал. Главное, чтобы Степан видел эту тропу.
А тот, приняв моё молчание за неуверенность, стал объяснять приметы.
— Я ведь, Миша, с малых лет к тайге приученный. А в тайге-матушке никогда и ничего не пропадает бесследно. Нужно только уметь разглядеть. Это в вашем городу можно сгинуть так, что и следов не сыщется. А всё почему? Да потому что слишком много народу там обретается. И топчете вы друг-дружкины следы. Да так, что потом ни конца, ни краю не найдёшь.
— Как же можно что-то видеть, если ни черта не видать?
Ты что филин, что ли?
— А руки тебе на что дадены? А ухи? А вовнутрях что шкворчится?
«Вовнутрях» у меня ничего не «шкворчалось», если не считать шкворчанием возмущённое негодование пустого желудка.
Но я скромно промолчал.
— Вот, смотри, ветки заломлены, трава придавлена и по земле стелется. Что это значит?
Я опять промолчал.
— А это тайга нам говорит, что прошли здесь не так давно людишки али зверь какой. Предупреждает нас матушка, чтобы были поосторожнее. Потому как не знает, с добром или с умыслом каким недобрым идут эти Божьи твари.
Я от удивления чуть не врезался лбом в выскочившую из тумана ёлку. Ну, ни фига себе казак словеса выворачивает, а вслух произнёс: — Ну, это-то ладно, это всё понятно. А как ты умудряешься еще и видеть в этой кромешной тьме? Я о глазах говорю.
— Дак вижу, — словно бы сам удивляясь своим талантам, произнёс Степан.
— Ну, и… — пытаюсь натолкнуть его на нужную мысль.
— Черемшу, чеснок, лук… всё жрать надо, — наконец-то даёт он мне дельный совет, — тогда и глаз вострый будет.
И, словно стараясь отделаться от моих назойливых вопросов, Степан прибавляет шаг. Стараясь не отставать, я продолжаю ориентироваться на равномерно покачивающуюся передо мной спину. Больше я его ни о чём не спрашиваю. Берегу силы. Ещё не известно, сколько времени нам предстоит топать по непролазным чащам и буреломам родной флоры. Но справедливости ради хочу заметить, что в Амурской области тайга Приамурья гораздо чище, чем в родном Хабаровском крае.
Вот уже несколько часов кряду идём без остановок и перекуров, и, судя по всему, в ближайшее время Степан останавливаться не собирается. Я Стёпу понимаю. В плену у хунхузов томится его зазноба Катерина, и каждая минута промедления грозит девчонкам непоправимой бедой. Пока мы висим у похитителей на хвосте, есть надежда на то, что, пытаясь оторваться от погони, они с пленницами ничего не сделают. Просто им будет не до этого.
Словно угадав мои мысли, Степан поворачивает лицо ко мне.
— Сейчас мы идём гораздо ходче хунхузов. Бабы для них обуза.
— А что если они почуют погоню и расправятся с девушками? — поинтересовался я.
— Да ни в жизнь. Это добыча. А знаешь, паря, сколько русская девка стоит у них на рынке? Они, небось, уже и барыши подсчитали. Да при таком раскладе они от жадности сдохнут.
Приободрённый ответом Степана, я прибавляю шаг. Ещё поборемся, господа хунхузы, ещё не вечер.
— А которую из сестёр Катерины хунхузы умыкнули вместе с ней? — наконец-то решаюсь задать так долго мучавший меня вопрос.
— Дак Луизку, — ответил казак.
Мое сердце непроизвольно подпрыгнуло и оказалось в районе печёнки. Я невольно сбился с ритма и с трудом перевёл дыхание.
Ну и этого короткого мига хватило на то, чтобы Стёпка оторвался от меня на добрый десяток метров.
— А кто ещё? — нагнав Степана, продолжил я допрос.
— Да ещё какие-то три девки. Я ужо не стал любопытствовать, а побёг за тобой.
— Догоним, узнаем, — твёрдо сказал я.
— Дак это ужо как полагается. Тут у нас не сорвёшься, — легко согласился казак.
Похоже, парень не сомневался в успехе нашего предприятия.
Ну что ж, это радует. Меж тем непроглядная ночь уползла на покой. Наверное, поняла, что все её ухищрения нам по барабану. На смену ночи пришло сырое утро. Едкая и нудная морось прекратилась, но вместо неё из низин выполз плотный и тягучий туман.
Мы шли в сплошном молочном мареве. На расстоянии трёх метров видимость равнялась нулевой отметке.
«Опасно идём, — подумал я. — Если хунхузы оставят засаду, то нам крышка».
Из-за проклятого тумана темп движения упал чуть ли не вдвое. Видно, и Степан подумал о возможной засаде и решил не экономить на времени. Мёртвые, мы уже никому не поможем.
Шаг казака стал пружинистым и мягким. Так опытные охотники скрадывают зверя, становясь невидимыми и неслышимыми для обитателей тайги. Я, так же как и Степан, удвоил внимание. Спору нет, он таёжник опытный, но и мне не следует зевать. Тайга шутить не любит.