Двое из нападавших замертво свалились при первом же залпе защитников. Остальные, пробежав немного, залегли, потому что без всякого перерыва, вслед за первым залпом последовал второй.
И ещё двое нападавших лишились жизни.
А дело было в следующем. В то время как нападавшим самим приходилось после каждого выстрела перезаряжать своё оружие, у Степана и Лукерьи эти функции выполняли Семёновна и Катерина.
Пока хунхузы были в замешательстве и перезаряжали своё оружие, выдвинулся на исходную позицию и я.
Я находился в тылу и немного сбоку от залёгших хунхузов.
Мне было прекрасно видно, как один из них, отчаянно жестикулируя, показывал остальным кому, куда надо ползти.
«Наверное, это брат безвременно усопшего Синга, — подумал я. — Пора его стреножить. Хватит, накомандовался, пусть другие немного порулят».
Приложившись к берданке, я выстрелил. Конечно, берданка это не СВД со снайперским прицелом, но и расстояние-то было слишком ничтожным для того, чтобы я смог промахнуться.
Фан, если это был он, прекратил махать руками и ткнулся головой в песок. Остальные бандиты недоумённо заозирались по сторонам.
Менять позицию было рано, потому что бандиты ещё не поняли, кто и откуда по ним стреляет, и я спокойно стал перезаряжать винтовку, потихоньку наблюдая, как будут делить упавшую с неба власть хунхузы.
Ждать долго не пришлось. Власть взял толстый вояка с куцей растительностью на лице. Но и этот молодой человек не успел насладиться бременем власти. Выстрел из берданы поставил точку в его начинающейся карьере.
Наконец-то хунхузы сообразили, что отстрел их «военачальников» ведётся из тыла. Часть нападавших повернулась в другую сторону и открыла беспорядочную стрельбу по прибрежным кустам.
Я сделал ещё один прицельный выстрел и, убедившись, что он достиг цели, пополз менять свою позицию. На то место, где я находился несколько мгновений назад, обрушился свинцовый дождь. Но интенсивность огня была уже не та. Поредели силы хунхузов. И причём изрядно. А самое главное, что без своих идейных вдохновителей они сбились в кучу, словно бараны, и стреляли на каждое подозрительное движение.
Я подумал, что пора бы заканчивать военные действия. Словно услышав мои мысли, пятеро оставшихся в живых хунхузов стали, отстреливаясь, пятиться к спасительному лесу. Этого допустить было нельзя. Ещё не хватало, чтобы мы строили плот и оглядывались на каждый шорох из леса!
— Степан! — закричал я. — Их осталось только пятеро. Выдвигай ультиматум. Или пусть сдаются, или я их сейчас всех положу.
— Понял! — донёсся до меня ответ, потом последовал монолог Степана на китайском языке.
Один из бандитов, то ли усомнившись в искренности слов Степана, то ли от страха, попытался быстрым броском преодолеть расстояние, отделявшее его от спасительной зелени. Я аккуратно срезал его, специально целясь в ногу, чтобы его болезненные стоны убедили остальных воздержаться от опрометчивого шага.
В данной ситуации стоны раненого товарища являются самыми убедительными аргументами для воздержания от совершения необдуманных поступков.
Степан вновь повторил наше условие.
Хунхузы немного посовещались и стали бросать оружие.
Когда последний джентльмен удачи вышел на открытое пространство, я покинул своё убежище и вышел на берег.
Навстречу мне вышел Степан.
— Да, братка, наделали мы с тобой делов, — присвистнул он, оглядывая поле боя.
— Прикажи им лечь на живот и сложить за спиной руки, — попросил я его.
После того как пленные выполнили команду, мы связали им руки и оставили лежать на прежнем месте.
Лишь только тогда наши девушки покинули своё укрытие.
Воинственно сжимая в руках револьверы, они гордо прошли мимо лежащих на земле пленников. Те подавленно молчали, бросая на них удивлённо-испуганные взгляды.
Но под конец девчонки не выдержали и со счастливым визгом бросились мне на шею.
— Мишенька, ты живой! — затрещали они наперегонки. — А тут такое было, такое было… Басурмане эти как стали палить, а мы по ним. Лушка-то наша, как заправский солдат, тоже бой вела.
— А мне ни капельки и не страшно было, — кокетливо повела плечом Лукерья. — Я бы ишто повоевала, да у эвтих мужичков кишка слаба оказалась. И щё они с нами делать собирались, когда воровали?
Мы со Стёпкой, не сдержавшись, рассмеялись.
— Ну, Лушка, и стерва же ты, — хлопал себя по ляжкам Степан. — Палец в рот не клади, зараз оттяпаешь.
— Ну ладно, вы давайте тут, — махнул я рукой своим гвардейцам, — а я пойду раненую проверю.
— А чего её проверять? Она лежит, облаками любуется, — съязвила Лукерья.
Не обращая внимания на подколки, я направился к бывшей линии обороны.
Луиза самостоятельно поднялась и теперь сидела на песке, опёршись спиной о корягу. Я опустился перед ней на колени.
— Девочка моя, как ты тут?
— Мишенька, живой! — всхлипнула она и прижала мою голову к своей груди.
Сквозь мягкую упругость груди я отчётливо слышал, как отчаянно бьётся её сердечко.
— Ну что ты, родная, что ты? Всё уже позади, — успокаивал я её как мог.
— Ага, вы все там воюете, а я лежу и жду, убьют тебя или нет, — согретая моими ласковыми словами, окончательно расплакалась она.