Шаманка. Невеста слепого мага (СИ)

Рассказ получался рваным. После смерти родителей от рук Плиния слепой маг окончательно поверил, что он чудовище. Стёр брату память, отдал его в Клан Смерти и двадцать лет служил захватчику. С недомолвками и оговорками выкладывал мне, за что получил прозвище Цепной пёс. Плиний приказал убить несговорчивого бессалийского чиновника, а потом похвастался своим элезийцам, что спустил Франко с поводка.

— Я не считал их, — голос старшего Гвидичи охрип. — Убивал одним способом, вторым, третьим. В азарт вошёл. Гордился, что с каждым разом дар открывается больше и подчиняется лучше. Отец Хельды Делири на моей совести. Три великих инквизитора. Дочь Плиния… Я сдал её Кеннету. Вручил главе наёмников пузырёк с драконьей кровью и объяснил, как легко можно попасть в укрепленное логово, где её прятали. Меня заслуженно называли безумцем. Но по-настоящему я сошёл с ума, когда захотел наладить отношения с братом. Прибыл в бессалийский трактир Хельды, притворившись Марко Ведари. И увидел Амелию.

Чёрная лужа боли никак не отреагировала. Я стояла в ней уже по колено. Ждала, что вскипит или бросится к моему горлу, но по ней всего лишь рябь прошла.

— Да, ту самую Амелию, — поморщился Франко. — Жену Фредерико. После развратных и насквозь гнилых ведьм она казалась мне идеалом чистоты. Я верил, что влюбился и не заметил, куда меня несёт в противостоянии с братом. Сколько границ я переступаю одну за другой, одну за другой. Как падают последние барьеры. Самое грязное, что было — я согласился жить втроём. Раз не получается отбить её у Фредерико, то можно разделить. Тогда брат и схватился за плошку с кислотой. Это кислота, — слепой маг провёл дрожащими пальцами по повязке. — От глаз ничего не осталось. Я должен был умереть. Уже упал в бездну, но там родители рассказали сыновьям правду. Заступились за меня. “Он ни в чём не виноват. Его обманули”. Виноват. Убивал я сам. Вот этими руками.

Его голос зазвенел и оборвался. Чёрная смола дошла мне до груди, стало трудно дышать. Я уже знала, что Фредерико простил брата. Видела, как заботился о нём, сколько сделал, чтобы калеке жилось чуть-чуть легче. Но в подсознании Франко до сих пор разворачивался Ад. Такое не пережить за год. И всё, чего мне сейчас хотелось — помочь. Я на мгновение обернулась к принцессе. Она кивнула “можно”.

Ножки стула со скрежетом поехали по каменным плитам оранжереи. Я пододвинула стул ближе к слепому магу и взяла его за руку. Осознанно сделала то, что шаманам не рекомендуется. Нырнула в озеро смолы.

— Я вижу вашу боль. Это действительно тяжело, я понимаю.

Поток хлынул в меня, картинка смазалась. Больно стало сразу везде. Огнём горели закрытые глаза, живот выкручивало спазмом, руки и ноги дрожали. Но силы мне ещё хватало.

“Дыши, София, — напомнила принцесса, вставая рядом. — Просто дыши”.

Разрешение есть — выдержу. Я втянула воздух сквозь сжатые зубы, чувствуя, как смола поднимается в горло. Выдохнула вверх. Не смотрела, ловит ли кто-нибудь облако пара. Втянула чужую боль ещё раз. Мои лёгкие — сама вселенная. Сжатие-расслабление, вдох-выдох. Я — пустой канал. Сквозь меня проходит всё, не задерживаясь и не причиняя вреда. Такова моя суть. Вдох-выдох. Смола прорвалась в голову, виски сдавило. Больной живот сбивал с процесса. Выдержу, осталось немного. Лишь бы Франко не дёрнулся. Не заговорил со мной, не попытался отстраниться. Жарко стало так, что платье промокло. Волосы противно прилипли к шее. Вдох-выдох. На “небе” появились птицы. Белые уносили облака пара направо, чёрные вниз. В бездну. Не только за себя страдал слепой маг, ещё чью-то боль прихватил. Мамы? Отца? Потому ему сложнее пришлось, чем брату? Логично с точки зрения того мира. Кто может тащить, на том и возят. Большая сила всегда и дар, и проклятие.

— София, — тихо позвал Франко. — Спасибо, мне становится легче.

Подождите, лин Гвидичи, скоро закончу. В макушке смола застряла. Я с мысленным стоном попросила помощи и выбила её, как пробку из бутылки.

Слабость навалилась одновременно с приступом дрожи. Я почти наслаждалась тем, как сквозь меня неслись колоссальные потоки энергии. Шаманский наркотик. То, от чего нельзя отказаться. Всё условное небо заволокло паром, птицы заметались, разбираясь, где чьё. Выяснили. Растащили. С последним выдохом я открыла глаза.

Франко целовал мои руки. Я почти не чувствовала, как нежно касался губами ладоней. Всё онемело. Тошнило хуже, чем с похмелья, оранжерея кружилась вихрем ярких красок, как в гипнотическом трансе, но я была счастлива. Получилось. Недомогание пройдёт. Сейчас процесс очищения от боли завершится — и пройдёт.

— Спасибо, — повторил слепой маг. — Я не надеялся, что вы поймёте, готовился к худшему… Спасибо.