Шаманский бубен луны (СИ)

— Да ладно, не кипишуй. — В его глазах было столько ласки и миролюбия, что Асе стало стыдно за свою несдержанность.

Вера догнала Асю на первом этаже.

— Я с тобой, — сказала она, пряча красные глаза.

— Что случилось? — Ася открыла дверь на улицу.

— У нас отец пропал.

— Как пропал? — остолбенела Ася и тут же получила закрывающейся дверью по лбу, показалось, что черепок с хрустом раскололся. — Черт! — схватилась она за голову.

Раньше бы Вера от души расхохоталась: охала, извинялась, стонала от удовольствия. Она всегда поражала Асю своей беспечной прямотой. А сегодня Вера вздрогнула, смутилась, будто испытала неловкость за дверь.

— Не больно? Осторожно! Дай посмотрю.

Ася, не ожидая такого внимания, отмахнулась.

— Ай! Сама виновата. — Хотя в чем она виновата? В том, что двери вдруг придумалось уравнять их боль. — Что с отцом?

— Вчера в шахте был обвал. Как раз в смену отца.

— Живой?

— Мы не знаем. Мачеха поехала на шахту. Вдруг что узнает. Это я виновата, — зашкворчала носом Вера.

— Ты что ли устроила обвал?

Вера отмахнулась.

— Папка не хотел идти на работу. Чувствовал что-то…– Я должна была его остановить, ведь сегодня третий день полнолуния!

Последнее время Вера бзиканулась на полнолуниях. Даже теорию вывела. Принцип был прост: если в это полнолуние не произошло беды — она обязательно приумножится к следующему. Эта была какая-то мистическая арифметика, которая чаще забывалась, но иногда, по странному стечению обстоятельств, срабатывала. Что-то вроде «Если я не надену сапоги, то обязательно будет дождь, если я не выучу уроки, то обязательно спросят» — иногда было вообще не понять, чего Вера боится больше, того, что ее спросят, или того, что она не выполнила домашку. С полнолунием Верин глубинный страх оказывался на вершине ее виновности, он становился священным. И тогда наступала беда всем. Вера плакала, читала сонники, обходила крышки колодцев, вела исключительно праведную жизнь. В эти дни Вера слышала, будто бы в дальних углах квартиры скрипели двери, попуская странных призраков. Возникало ощущение, что в этот момент она сходила с ума: зрачки расширялись, прожигали насквозь. На это было жутко смотреть.

Сегодня как назло снова совпало. Если бы не полнолуние, Вера бы оказалась спокойнее. Села бы в автобус до Нагорной, через полчаса доехала до конечной остановки, оттуда пять минут до управления шахты. Там на дверях наверняка уже висел список пострадавших. Красным карандашом очерчены имена, чьи судьбы пока неизвестны.

— Папочка! Лежит там под землей, — рисовала Вера тяжкую картинку отцовских страданий.

— Поехали на шахту, — предложила Ася.

— Мамка уже поехала, да и Дрыщ уже там был. В списках отца нет.

— Этот Дрыщ кто?

— Мой старший брат.

— Ты не говорила.

Вера пожала плечами, словно не произошло ничего особенного. В ее фотоальбоме мало фотографий: Вера в садике с трубкой телефона, Вера на фоне новогодней елки, подчеркнуто держит пальчиками юбку снежинки, Вера в белом фартуке, с белым бантом, с хвостатым букетом гладиолусов. Иногда попадались фотографии отца, мачехи. Остальных людей на фотографиях Ася не знала. То как Вера быстро переворачивала страницы, судя по всему она сама ничего о них не ведала или не хотела рассказывать.

— Ты выучила стихотворение Пушкина? — Вера неожиданно поменяла тему разговора, будто испугалась других вопросов о семье. Не надо вопросов. В ответ она начнет врать, придумывать или использовать романных персонажей, естественно проживших исключительно нелегкую жизнь. Обычно по дороге в школу Ася рассказывала про разных героев: Павла Корчагина, Анну Каренину, Катерину из «Грозы» или про других смельчаков, которые жили вопреки, на которых неизменно обрушивалась несправедливость. — «Он честно трудился, но его окружала клевета, лицемерие, вранье», — пафосно рассуждала Ася и искренне в это верила.

Вера была идеальным слушателем, но при этом все упорно низвергала. К литературе подходила логически, как к учебному предмету, школьной дисциплине, который надо выучить и сдать на оценку. Ее не интересовали глобальные задачи воспитания, внутреннего развития. Она запоминала перипетии в жизни героев и недопонимала их поступки. — Вот и зачем работать честно? Бла-бла-бла… во блага! Чтобы о тебе потом писали книги? Тебе не все равно, что будет после тебя? — Ася не знала ответа на Верины вопросы. Не знала, что будет после нее? Но одно знала точно, что после нее ее точно не будет. По сути Вера права, нехорошестей хоть отбавляй, и все равно, где-то внутри Аси жил фантом, который сопротивлялся Вериному эгоизму.

Дальше шли молча. Иногда Вера начинала что-то говорить, лепетать, впрочем, тут же замолкала. После третьего урока она пропала. Как назло, на перемене в класс зашла классный руководитель Вера Мамонтовна и поименно всех проверила. Когда Вера не ответила, классная обернулась к Асе.

— Мурзина, где Сковородкина?