Шаманский бубен луны (СИ)

Практически весь класс уже был в сборе, главное, Половинка на месте: хлипенько одетая, тютелька в тютельку тонкая нейлоновая куртка, одинарная вязаная шапочка — щеки грела варежками. Тебе, подруга, чтобы не замерзнуть, придется бегать, как мамонту от охотников, усмехнулась Ася.

— Мурзина, чего опаздываешь? — встретил Кропачев. — Еще кого-нибудь ждем? — Он уже замерз. Нет терпения пережидать этот промозглый ветер, хочется быстрее спрятаться в тайге, среди высоченных стволов.

Кропачев ловко застегнул ботинки на лыжах, опираясь на палки, заскользил через дорогу к тайге. Она рядом, она тут, в десяти метрах от автовокзала. Снег, как дрожжевое тесто, поднялся до макушек молодняка. Кругом ели — ветки с зефирными бицепсами, горошками карамели. На вид лыжня короткая, быстро втыкается в черный тоннель лапника.

Класс потянулся маковой россыпью. На пути стеной лежал дорожный отвал, его пришлось покорять «боковой лесенкой». На верхотуре командовали Кропачев и Парфенов — подавали палки, хватали за руки, подтягивали.

— Что ж я на горку не взберусь? — усмехнулась Половинка и тут же потеряла одну лыжу. Лыжа задом покатила навстречу рейсовому автобусу. Автобус остановился, лыжа уплыла под днище. Водитель открыл окно, по губам видно — ругается. Подбежал Палаускас, поздоровался с водителем за руку.

Водитель закурил папироску, усмехнулся над растерянной Половинкой. Видно же, что пришлая. Даже на сугроб не может взобраться, топчется, как пуганая лань. Одна нога в лыже, вторая висит в воздухе, проваливается в снег. А бабёнка ничего, красивая. Глаза голубые, щеки розовые, коса желтым веником по спине плещется.

— Слышь, Серега, — обратился водитель к Палаускасу. — Кто такая?

— Наша класснуха.

— Как зовут?

— Э-э-э… Половинка.

— Из Углеуральска что ли? — пошутил водитель. — Замужем?

— Кажется нет.

— Познакомь.

— Пошли.

— Не сейчас. Я вроде как не готов, нашиприться не мешает. Чего преподает?

— Английский.

— Английский так английский. — Водитель выбросил папироску, завел двигатель, окно не закрыл. Ему уже не казалось, что на улице жутко холодно. — Гутен морген, гутен так, бьют по морде, бьют и так! Бестия! Убила в сердце! — Водитель еще полчаса чертыхался, вглядываясь в пустую лыжню, черную тайгу, которая вместо него обнимала девицу с белоснежной улыбкой, заливистым хохотом. Водитель уже понимал, что этот смех будет преследовать его всю жизнь, и еще он знал, что сегодня по блату купит синий кримпленовый костюм, черные лаковые туфли, выучит стихи Пастернака. Если надо, он выучит английский, Шекспира в подлиннике, чтобы эта одинокая Половинка оказалась его второй половинкой. К следующей зиме надо будет купить ей шубу. Планы, конечно, наполеоновские, но хотелось совершить подвиг ради нее…А как, кстати, будет Половинка по-английски?

Половинка шагала по лыжне с поразительной неуклюжестью. При каждом движении высоко поднимала лыжу, ставила далеко вперед, ровно в снежную канавку. Палки жили произвольной жизнью, натыкались на стволы деревьев, смахивали с ветвей снег, застревали в корнях.

Угрюмые девятиклассники плелись следом, кто-то не выдерживал, шустро обходил по целине, удобно встраивался в лыжню, быстро пропадал впереди. Под их лыжами и палками многочисленные снежные барханы неохотно таяли мыльной пеной. Половинка с невиданной кротостью провожала спины школьников, топталась дальше.

Ася тоже обогнала. У кривой березы свернула в перелесок, пересекла его, треща ветками, и вышла на крутой и неровный склон, заваленный камнями. Над склоном громоздилась скальная гряда Крестовой. Эрозия не пощадила и ее. От кислотных дождей, ветра, перепада температуры, гора таяла и рассыпалась.

Очень часто издалека казалось, что Крестовая затянута серой дымкой, седым туманом, однако подойдешь ближе — серость пропадала. Теперь можно было увидеть белые камни, зеленую хвою. Из-за Коксохима воздух над тайгой был загрязнен, переполнен сбросами, отсюда и возникала путаница с туманом. Из-за химии вода не могла образовывать низко висящие облака, быстро просыпалась на землю дождем или снегом.

К тому времени Кропачев успел взобраться на скальную громаду. Он поорал в небо, кинул камешком в одноклассников, перешел на другую сторону, отсюда самые роскошные виды на тайгу. Для окончательной остроты момента подошел к самому краю. Масштаб местности завораживал. Слева — из края в край — таежную шубу подпоясывал белый пояс Косьвы.

Ася еще никогда зимой не взбиралась на вершину Крестовой.

— Мурзина, — позвал Кропачев с верхотуры. — Давай сюда!

Буквально взлетела до крайней точки. За многие века северная сторона горы превратилась в отвесный обрыв и…и отсюда тайга оказалась такой же привычной, как и оттуда, с подножья, ну может, чуть выше и дальше. Но все такое же печальное состояние. Впереди пропасть бесконечного сумрака и нерушимости. Появилось солнце, заслонило небо, а под ним на ледниковых кристаллах преломлялись и фантастически отражались уцелевшие лучи.