Шамбала, Шамбала, Шамбалалайка... (СИ)

Блюмкин вернулся в Союз после долгого отсутствия. На фоне той картины, которую он увидел в СССР, признавался Блюмкин, ему показалось смехотворным ожидание падения советского режима, которого так жаждал Лев Давыдович. Зато распад оппозиции казался полным.

Сталин расправлялся с нею медленно, словно готовил кошерное мясо: проткнул жилы в нужных местах и обильно спускал кровь.

Блюмкин выжидал время. Сделал доклад членам ЦК о положении на Ближнем Востоке. Отобедал в гостях у Менжинского. Без помех прошёл партийную чистку.

Приглядывался к происходящему вокруг.

Приглядывались к нему.

Осторожничал, боясь быть заподозренным в связях с троцкистами.

Наконец, решил действовать окольными путями.

Арон Пломпер, один из бывших руководителей Еврейского государственного театра, был отъявленным троцкистом, как, впрочем, и иные - творческие и не очень - служители этого заведения. Вот его-то и отрядил Блюмкин наведаться к Анне Самойловне, снарядив книгами Алданова-Ландау - в качестве презента. Пломпер, однако, вернул книги обратно. "Мадам Седова, - сказал ревностный служитель пучеглазой Терпсихоры, - находится в глубоком, я бы сказал глубочайшем подполье".

Созвонился с Меером Трилиссером, сыном одесского сапожника, который с начала двадцатых годов возглавлял ИНО ОГПУ. Успешная карьера Блюмкина - во многом следствие этой дружбы (а что? земляк земляка видит издалека). Меер, ничего не объясняя, настоятельно советовал ему покинуть столицу. "Пока не поздно", - напутствовал он Блюмкина. Тот, однако, ослушался своего начальника.

Забыв библейскую истину "Болтун находка для шпиона", встретился с записным юмористом Радеком-Собельсоном (как много таких юмористов в нашем битком набитом отечестве!). Радек дал слово, что беседа будет носить сугубо личный, глубоко интимный характер ("Что вы! что вы! никому ни слова, ни полслова!" - сказал он), а потом направил его к тов. Смилге, другому партийному функционеру. Блюмкин почуял, что его втягивают в какие-то непонятные подневольные игры.

Ещё один Арон, на этот раз Сольц олицетворял совесть партии. Блюмкин просил у него содействия во встрече с Орджоникидзе. Партийный интриган наотрез отказался это сделать.

Блюмкин заметил за собою слежку... -

и заметался по городу, не ведая, что предпринять...

Глубокой ночью вломился в квартиру Раисы Идельсон, которая числилась женой художника Роберта Фалька, и пока тот обитал в Париже, обживала его мастерскую в знаменитом здании ВХУТЕМАСа (Мясницкая, 21, кв. 36), где, кстати, безвылазно прожила всю оставшуюся жизнь. Вместе с сестрёнкой.

Блюмкин попросил приюта. Кошечка-Идельсон ему отказала.

- Ты с ума сошёл - посмотри что деется!

- Тогда хотя бы доллары поменяй! - взмолился Яков...

ОГПУ было засыпано многочисленными доносами на проштрафившегося сотрудника. Стучали все, кому ни лень - и сотрудник журнала "Чудак" Левин, чудом оказавшийся в квартире Идельсон, и Радек-Собельсон (такой юморной, что диву даёшься!), и жгучая, как уголья, любовница Якова Лиза Горская. Портфель у Блюмкина, сообщила она, битком набит долларами и иной неполовозрелой валютой. "Объект", сделала вывод Лизонька, собирается покинуть пределы нашего благословенного отечества.

Руководство ОГПУ решило: пора брать. Ордер на арест подписал доблестный Ягода.

Блюмкин тем временем привёл в порядок свои дела. Сел писать письмо Трилиссеру, но так и не дописал. Собрался и вместе с Горской отправился на Казанский вокзал для того, чтобы узнать расписание поездов.

Ехать - не ехать, бежать - не бежать. Извечная еврейская рулетка.

Всё это время Горская советовала ему не делать глупостей и без промедления явиться к Трилиссеру.

Уговорила - Блюмкин велел водителю гнать в ОГПУ.

Такова официальная версия, зафиксированная в письменных показаниях Якова.

На самом деле перед своим арестом Блюмкин проживал на квартире Луначарского, и там же был задержан. Когда огэпэушники усаживали его в машину, он оттолкнул водителя, сел за руль и совершил попытку бегства. В одной из узких московских улочек угнанную машину блокировали сотрудники ОГПУ.

Едва лишь Блюмкин оказался в тенетах Лубянки, в Константинополь к Троцкому ушла телеграмма, посланная не анекдотическим, но всамделишным Рабиновичем, ревностно служившим в этом на редкость дальнозорком ведомстве.

Блюмкин начал давать показания. Врал в деталях, но о главном говорил правду, ибо отпираться было невозможно.

Врал, что встретил сына Троцкого случайно. Шёл, дескать, по улице Пера... -

и, вдруг, видит - бибит твою разбибит! - Лев Седов - собственной персоной - навстречу двигается.

- Ну, надо же, какая встреча! - вскричал Блюмкин.

Через несколько дней, 16 апреля, состоялось первое и единственное (настаивает Блюмкин) свидание с Троцким. И произошло оно в упомянутой выше квартире на улице И-сет-паша.