Шамбаров В. Антисоветчина, или Оборотни в Кремле

И если германских представителей Запад обхаживал, не скупясь на обещания, то на продолжение диалога с Россией англичане и французы раскачались только 5 августа, направив в нашу страну миссию адмирала Дрэкса и генерала Думенка. Они настолько не торопились, что даже и поехали не на самолете или поезде, а на корабле. Прибыли в Москву 11 августа. И опять же, прибыли “для галочки”, абы продемонстрировать готовность договариваться. Дрэкс и Думенк были начальниками невысокого ранга и полномочия имели очень расплывчатые (у Дрэкса вообще не оказалось письменных инструкций). Когда Ворошилов назвал количество дивизий, которые СССР готов выставить в состав союзных вооруженных сил, представители Англии и Франции промямлили неопределенные, чисто символические цифры.

Немцы были намного оперативнее и гораздо более заинтересованы в сотрудничестве. Да еще бы им не быть заинтересованными! Ведь у них сроки операции против Польши подпирали. Подготовка пакта начались 3 августа, когда англо-французская делегация еще не отправилась в путь-дорогу. Секретные переговоры шли одновременно в Москве и Берлине их вели послы и представители внешнеполитических ведомств обеих стран [13]. Советскую сторону удовлетворяли далеко не любые условия, она выдвинула ряд требований. 19 августа немцы их приняли, согласившись подписать выгодное для СССР торговое соглашение и поделить “сферы интересов” в Восточной Европе. А 22 августа в Москву прилетел Риббентроп, был подписан пакт о ненападении и секретные приложения к нему, оформившие советские “сферы интересов” в Западной Украине, Западной Белоруссии и Прибалтике.

А Гитлер тогда же, 22 августа 1939 г., провел в Оберзальцберге совещание с командующими видами вооруженных сил. Говорил о том, что наступило время войны с Польшей и с западными державами, что предстоит “сначала выступить против Запада, а потом уже против Востока. Нам нет нужды бояться блокады. Восток будет снабжать нас зерном, скотом, углем...” “С осени 1933 года ... я решил идти вместе со Сталиным... Несчастных червей – Даладье и Чемберлена, я узнал в Мюнхене. Они слишком трусливы, чтобы атаковать нас. Они не смогут осуществить блокаду. Наоборот, у нас есть наша автаркия и русское сырье... В общем, господа, с Россией случится то, что я сделаю с Польшей… Мы разобьем Советскую Россию. Тогда взойдет солнце немецкого мирового господства” [203].

37. ПОЧЕМУ ВОЙНА БЫЛА “СТРАННОЙ”?

Англия и Франция и впрямь были не против “второго Мюнхена” за счет Польши. Конечно, было бы лучше, если б Гитлер заключил с поляками союз против СССР. Но если уж не получилось, то почему не пожертвовать младшей союзницей? Это вполне соответствовало как интересам “старой”, европейской “закулисы”, так и европейского обывателя, зараженного пацифизмом. Пусть война катится подальше, на Восток, не мешая маленьким житейским радостям и удобствам. И когда она уже началась, британский посол в Берлине Гендерсон несколько дней настаивал на очередном предательстве. Засыпал Лондон предложениями, что первым условием для “спасения мира” должно стать “объявление маршалом Рыдз-Смиглы о его готовности немедленно прибыть в Берлин в качестве военного и полномочного представителя и обсудить все вопросы с фельдмаршалом Герингом”. Гендерсон даже еще и жаловался, что “поляки саботируют мирное решение” – это когда их давили германские танки и на их города сыпались германские бомбы! [203]

Правда, откровенно предавать Польшу оказалось все же неудобным. Политика “умиротворения” провалилась настолько позорно, что поднялись скандалы в парламентах, правительства повисли на волоске. И ради поддержания престижа все же пришлось отреагировать. Впрочем, не слишком уверенно. Начались обычные дебаты в кабинетах министров, между Парижем и Лондоном пошли споры – предъявлять ли ультиматум Германии, какой срок дать на исполнение? В результате Англия и Франция объявили Германии войну лишь 3 сентября, когда вооруженные силы Польши были основательно разгромлены. И, тем не менее, положение нацистов сразу стало чрезвычайно рискованным.

Их армия была уже сильнее, чем при оккупации Чехословакии, однако еще далека от будущего могущества. Чтобы сокрушить Польшу, Гитлер был вынужден сосредоточить против нее львиную долю войск. На Западе у него осталось всего 23 дивизии – против 110 французских и 5 британских. Как свидетельствовал Кейтель: “При наступлении французы наткнулись бы лишь на слабую завесу, а не на реальную немецкую оборону”. Все могло кончиться одним решительным ударом. И Польшу спасли бы, и агрессора уничтожили. Да только удара не последовало. Началась “странная война”. Франция даже потребовала, чтобы Англия не бомбила военные и промышленные объекты Германии (чего немцы тоже очень боялись – у них еще не было системы ПВО, не хватало истребителей). Но Англия послушалась, и от воздушных налетов воздержалась. Словом, война началась “ради приличия”. А Польшей пожертвовали запросто – тем более, что за ней лежал Советский Союз. Так может, все-таки сцепятся?