Одновременно реализовывались и советско-германские соглашения о разделе сфер влияния. Москва потребовала от Эстонии, Латвии и Литвы заключения договоров о взаимопомощи, размещения военных баз на их территориях. Прибалтам пришлось это выполнить – но, конечно, без всякого энтузиазма. Возникали претензии, которые советская сторона до поры до времени копила. А в июне, в разгар немецкого наступления во Франции, Москва обвинила балтийские республики в нарушении договоров. Настояла на создании в них коалиционных правительств с участием коммунистов. Эти правительства провели перевыборы парламентов – которые проголосовали за вступление в СССР.
Для Германии судьба трех республик с самого начала не была секретом, еще в сентябре 1939 г. об этом докладывали Шуленбург и Риббентроп [203]. Но немцы свои обязательства выполнили четко. Когда послы Эстонии, Латкии и Литвы в Берлине попытались жаловаться на русских германскому правительству, Риббентроп отказался их принять. В это же время Советский Союз направил ультиматум Румынии – вернуть отнятую во время гражданской войны Бессарабию и отдать Северную Буковину, где значительную часть населения составляли украинцы. Румыны тоже пытались обратиться за защитой к немцам, но в Берлине их не поддержали. Бухаресту осталось только уступить.
В целом можно отметить, что Сталин, пользуясь ситуацией, хотел восстановить прежние границы Российской империи. Причем не полностью. Он счел нецелесообразным принять восточные области Польши – хотя такой вариант немцами предлагался. Не позарился и на Финляндию. Пришел к выводу, что польский и финский национализм и его связи с западными державами доставят СССР больше проблем, чем выгод. И в случившемся международном раскладе Сталин имел все основания полагать, что он сделал правильный выбор. Наша страна без серьезных усилий и потерь (за исключением финской войны) присоединила обширные западные и юго-западные территории, ее население за год увеличилось на 23 млн человек [27]. Германия, в отличие от Англии и Франции, относилась к Советскому Союзу как к равному партнеру. А крушение западной коалиции выводило Россию в число ведущих мировых держав – впервые с 1917 г.
38. НЕВОЗВРАЩЕНЦЫ И ТРОЦКИСТЫ.
Во второй половине 1930-х спектр группировок зарубежной “антисоветчины” дополнился еще одной категорией – невозвращенцы. Переметнувшиеся к иностранцам представители торговых, дипломатических миссий, разведчики – Бажанов, Беседовский, Бармин, Раскольников, Кривицкий (Гинзбург), Рейсс (Порецкий), Орлов (Фельбинг), Крюков-Ангарский, Гельфанд и др. Одни объявяли, что разуверились в коммунизме, другие спасались жизнь от репрессий. Бежали и просто проворовавшиеся. Или такие, кто во время загранкомандировок соблазнился западным “изобилием”, “свободами”.
К идейным контреволюционерам они никак не относились. Многие из них в свое время активно поучаствовали в “красном терроре” и прочих репрессивных кампаниях, другие были замешаны во внешнеторговых махинациях. В отличие от “старых” эмигрантов, они никакими высокими принципами не задавались, никакими моральными устоями не обладали. И становились обычными предателями. Так, Агабеков заложил всю советскую разведывательную сеть в Иране и на Ближнем Востоке. Кривицкий выдал англичанам более ста агентов в Европе и Америке. Многих сдал Орлов, засветил готовившуюся операцию по ликвидации Троцкого. Видимо, немало интересного поведал иностранцам и сын Парвуса, дипломат Гельфанд, удравший в США. Бажанов во время финской войны пытался помогать Маннергейму, агитировал русских пленных воевать против “коммунизма” на стороне Финляндии [7].
И характерно, что именно эта категория “антисоветчиков” оказалась востребованной западными разведками и правительствами. Их опекали, обеспечивали защиту, предоставляли хорошо оплачиваемые должности “консультантов” по русским делам. Такие кадры оказывались для Запада более полезными и перспективными, чем белогвардейцы с их идеалами возрождения России. Но и советские спецслужбы, конечно же, не случайно выслеживали и уничтожали невозвращенцев особенно настойчиво. Для этого организовывали сложные операции, привлекали агентуру из русских эмигрантов. И отправлялись один за другим в мир иной те же Агабеков, Кривицкий, Рейсс…
Однако еще более важной целью оставался Троцкий. Он был опаснее многознающих изменников. В Советском Союзе большинство “оборотней” было уничтожено. Но Сталин хорошо знал, как легко революционные “авторитеты” могут возвращаться из эмиграции – в такие моменты, когда России приходится особенно тяжело.